Читаем «Еврейское слово»: колонки полностью

И тут включается телевизор. В нем мир сразу узнаваемый, родной. В первый момент успокаивает. Но во второй и дальше окончательно выбивает почву из-под ног. В городе все это так-сяк сходило: персонажи, грим, синтетические краски, лекальные формы, пение в облаке пара, укрепляющийся рубль. Но в деревне нет такого плетня, такой столбушки, к которым хоть как-то телевизионную реальность привязать. Половина новостей – из зала суда. Год, два, три тому назад некие личности совершили некие преступления. Диктор знай талдычит: помните? В Ростове? На Камчатке? Под Туапсе? Не помним. Так вот, дали десять лет. Мало! Чересчур! Правильно! Один раз вдруг, вижу, на подсудимом кипа. Ничего не объяснили. Просто – малый в кипе. А я уж тут, в условной моей глуши, в лесах и на реках, забыл, что есть такие люди, как евреи. Для меня мировой столицы выше местного райцентра нет. Я езжу туда в базарный день отовариться. Ставлю машину на площади с Лениным. Покрытым многослойной серебряной краской. Так что линию жилета все труднее различить. Но пола плаща развевается под вечным ветром. И внутренний голос независимо от меня произносит строчки Глеба Горбовского, написанные, когда нам было по 19 лет:

Товарищ Ленин в фантастической крылатке

Любил Россию – и не узнавал.

23–29 июля

Относиться философски. Относиться ко всему философски. Относиться к жизни философски. Я слышал это с детства, взрослые говорили, не мне, себе. Я слышу это до сих пор, время от времени примеряю на себя. Можно выдать это за смирение, мудрость, святость, но это философия горькой покорности, не что иное. А разве есть альтернатива? Возмущаться, относиться с негодованием? К судьбе?! Протестовать? Менять шило на мыло?! Никак не относиться, просто жить. Это бы да, это идеал. Мало кому удается.

Позвонили приятели: мы тут прочли статью, какой Собянин замечательный и какое нам всем везение, что его рейтинг так опережает других кандидатов в московские мэры. С большой симпатией написано, чтобы не сказать, верноподданнически-пиарски. Вы с автором лично знакомы, нельзя ли узнать: это он решил объявить, что отдается власти, или сошел с ума?

Я полез в интернет: действительно, статья известного журналиста, моего знакомого – от начала до конца похвала Собянину. Правда, между началом и концом расстояние небольшое. Что молодые люди, агитирующие за Собянина голосовать, приятной внешности и вежливы в обращении. Что он, хотя и бесспорный фаворит кампании, ведет себя исключительно благородно, конкурентов не опускает. Что в центре Москвы парки уютные и чистые, прогуливаться по ним приятно. Равно как и ездить по центральным районам на велосипеде. Который теперь стало удобно брать напрокат. И что автомобильные пробки в целом разгрузились, нет их. Вот, собственно, и все. Что-то я могу, сейчас перечисляя, упустить, но, право, не главное, против духа и буквы статьи не погрешаю.

Что автор не продался, не подольщается к начальству и иметь с написанного выгоду не планировал, ручаюсь. Что не повредился рассудком, знаю. Что содержание статьи мелкое, неосновательное и неприятное, не спорю. Почему он ее сочинил, попробую объяснить чуть позже. А пока хочу передать собственное впечатление от Москвы после месяца жизни в деревне. Приехал по делу. Из безлюдья в толчею. Из воздуха лесного, речного, лугового в угарный. Из тишины в грохот. Что так будет, не сомневался, претензий ни к кому не имею, никакой мэр исправить этого не может, и нынешний ни при чем. Но, подойдя к нашей станции метро, я увидел нечто невообразимое. Пятнадцать лет там стоял рынок, который обеспечивал нам быт: предлагал продать продукты питания, а мы охотно их покупали. Еще студентом я ассоциировал на лекциях по политэкономии (не имевших никакого отношения ни к получаемой мной профессии, ни к чему реальному на земле) понятие «рыночная экономика» с двумя ленинградскими рынками, между которыми жил. Однажды даже получил четверку на экзамене, когда вытащил билет с вопросом «рынок при социализме» и рассказал конкретно о Кузнечном. Тем более убедили меня в моих догадках микрорайонные рынки, появившиеся после советской власти. К тому же они подходили под официальное определение малого бизнеса. И демонстрировали любимую начальством дружбу народов, например, даже открывали мясные лавки халяль. (Кошрут, правда, до этого не снизошел.) И походили на уличные парижские, римские и нью-йоркские. За 15 лет у меня сложились личные отношения с продавцами и продавщицами, по моей просьбе они безропотно и искусно срезали пленку с вырезки, солили рыбу и верили в долг, когда я забывал деньги дома. И теперь у меня на глазах его крушили бульдозеры, множество гастарбайтеров добивало ломами, грузовики вывозили развалины. Собянин! Так вот каков ты, мэр, и. о. мэра, кандидат в мэры!

Перейти на страницу:

Все книги серии Личный архив

Звезда по имени Виктор Цой
Звезда по имени Виктор Цой

Группа «Кино», безусловно, один из самых популярных рок-коллективов, появившихся на гребне «новой волны», во второй половине 80-х годов ХХ века. Лидером и автором всех песен группы был Виктор Робертович Цой. После его трагической гибели легендарный коллектив, выпустивший в общей сложности за девять лет концертной и студийной деятельности более ста песен, несколько официальных альбомов, сборников, концертных записей, а также большое количество неофициальных бутлегов, самораспустился и прекратил существование.Теперь группа «Кино» существует совсем в других парадигмах. Цой стал голосом своего поколения… и да, и нет. Ибо голос и музыка группы обладают безусловной актуальностью, чистотой, бескомпромиссной нежностью и искренностью не поколенческого, но географического порядка. Цой и группа «Кино» – стали голосом нашей географии. И это уже навсегда…В книгу вошли воспоминания обо всех концертах культовой группы. Большинство фотоматериалов публикуется впервые.

Виталий Николаевич Калгин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Этика Михаила Булгакова
Этика Михаила Булгакова

Книга Александра Зеркалова посвящена этическим установкам в творчестве Булгакова, которые рассматриваются в свете литературных, политических и бытовых реалий 1937 года, когда шла работа над последней редакцией «Мастера и Маргариты».«После гекатомб 1937 года все советские писатели, в сущности, писали один общий роман: в этическом плане их произведения неразличимо походили друг на друга. Роман Булгакова – удивительное исключение», – пишет Зеркалов. По Зеркалову, булгаковский «роман о дьяволе» – это своеобразная шарада, отгадки к которой находятся как в социальном контексте 30-х годов прошлого века, так и в литературных источниках знаменитого произведения. Поэтому значительное внимание уделено сравнительному анализу «Мастера и Маргариты» и его источников – прежде всего, «Фауста» Гете. Книга Александра Зеркалова строго научна. Обширная эрудиция позволяет автору свободно ориентироваться в исторических и теологических трудах, изданных в разных странах. В то же время книга написана доступным языком и рассчитана на широкий круг читателей.

Александр Исаакович Мирер

Публицистика / Документальное