«Или они не оставили град Лакедемон веселый?Или, быть может, и здесь, принеслись в кораблях мореходных,Всё же они не желают вступать в ратоборство с мужами,Срамом гнушаясь и страшным позором, меня тяготящим!» —Так говорила; но их уже Матерь-Земля сокрывалаТам, в Лакедемоне дивном, в любезной стране их родимой.Так-то она вся погрузилась мечтами в свою прежнюю жизнь, в тот мир чистоты и чести, который она так легкомысленно оставила. А представитель и символ этого мира здесь, перед ее глазами: ее доблестный супруг Менелай явился под стены Трои, он готов с оружием в руках вырвать ее из власти ее обольстителя. Происходит поединок: Менелай быстро побеждает, только вмешательство Афродиты спасает Париса от неизбежной смерти. Итак, дело решено: она будет выдана своему законному мужу, ее грех заглажен, тот мир чести и чистоты вновь откроется ей. Таковы ее думы здесь, на стенах враждебного города… Вдруг она чувствует, как кто-то дергает ее за ее благовонный плащ, слышит над своим ухом чей-то льстивый вкрадчивый голос:
«В дом возвратися, Елена; тебя твой Парис призывает».Елена вздрагивает: кто это говорит? С виду – ее старшая прислужница, пряха, с нею вместе похищенная из Спарты. Только – подлинно ли это старушка? Она всматривается в нее пристальнее – нет! Принятый образ смертной плохо скрывает неземную красоту той, которая пожелала по своей божественной прихоти им воспользоваться.
Но, лишь узрела Елена прекрасную выю Киприды,Прелести полные перси и страстно блестящие очи,В ужас пришла, обратилась к богине и так говорила:«Жестокосердая! Снова меня обольстить ты желаешь!..Ныне, когда Менелай, в бою победивши Париса,Снова в семейство меня возвратить, ненавистную, хочет,Что ты являешься мне с злонамеренным в сердце коварством?Шествуй к любимцу сама, от путей отрекися бессмертных…Я же к нему не пойду, к беглецу; и позорно бы былоЛоже его украшать…»Ей, раздраженная, Зевсова дочь, отвечала Киприда:«Смолкни, несчастная! Или во гневе уйду я и так жеВозненавижу тебя, как прежде безумно любила!»Так изрекла, – и трепещет Елена, рожденная Зевсом,И, закрывшись покровом сребристо блестящим, безмолвноШествует вслед за богиней.Таково жестокое издевательство богини над помыслами и решениями смертных. Мало того, что она спасла своего побежденного в единоборстве любимца, – в ту же самую минуту, когда победоносный супруг по праву требовал обратно свою похищенную жену, она приготовила ему новое оскорбление. Раскаяние грешницы, ее мысли о возвращении в мир чести и чистоты – все разбилось; нравственность низвергнута – смеющийся произвол, беззаветная страсть торжествуют.
Такова Елена «Илиады»; действительно, остальные части поэмы, в которых она встречается, ничего нового к этой характеристике не прибавляют. «Одиссея»
пошла по стопам своей старшей сестры: но, представляя нам героев Троянской войны уже после ее многослезного конца, она озаряет их, и в их числе Елену, грустным прощальным светом осеннего солнца. С этой точки зрения прямо незабвенной представляется нам четвертая песнь этой поэмы. Мы в Спарте вместе с Телемахом, отправившимся на поиски своего отца Одиссея. Его ласково принимают царь Менелай и царица Елена: они рассказывают ему, что кто может, про его отца. Елена припоминает один из опаснейших подвигов хитроумного витязя – как он, одевшись в жалкое рубище, пошел на разведки во враждебную Трою. Она его узнала, но выдать не пожелала и даже вступила с ним в тайный разговор. Одиссей исполнил свой замысел: