– Ты – Пилад; а тебя как зовут?
– Несчастным.
– Это – твоя судьба, а не твое имя.
– На что тебе мое имя; кончай свое дело, только поскорее!
Но жрица не торопилась:
– Не будет хуже, если ты ответишь на мои вопросы.
– Что же, спрашивай!
И она стала его расспрашивать – про Элладу, про Микены, про судьбу Агамемнона, Клитемнестры, Электры, Ореста… Юноши дивились: откуда у нее это знание, это участие?
– Не сама ли ты будешь из тех мест?
– Ты угадал; и вот мое предложение. Одного из вас… это будешь ты, – сказала она, обращаясь к Оресту, – я освобожу с тем, чтобы он занес мое письмо в Микены.
– Твое предложение прекрасно, – ответил Орест, – но освободить ты должна не меня, а его, – и он указал на Пилада.
Тот долго не соглашался, но Оресту удалось убедить жрицу, и она пошла за письмом.
Теперь предстояло последнее – разлука друзей и принесение в жертву Ореста. Жрица вернулась к Пиладу с письмом.
– Но ты дашь мне клятву, что доставишь письмо по назначению.
– Согласен; но ты должна считать меня свободным от клятвы в том случае, если я потерплю кораблекрушение и твое письмо станет добычею волн.
– Ты прав; но чтобы ты и в этом случае мог сослужить мне ту важную службу, о которой я тебя прошу, я хочу тебе его прочесть, а ты его запомни.
И она стала читать:
– «
– Исполню,
…Радость брата и сестры, признавших друг друга на самом обрыве смерти, не поддается описанию – как не поддается описанию и благодарность обоих Аполлону и Артемиде, приберегших их для этого чудесного свидания. Конечно, задача, поставленная дельфийским богом, этим еще не была выполнена; но теперь, когда сама жрица была привлечена к участию, она уже не представляла большой трудности. И прежде чем солнце того дня погрузилось в море, корабль Пилада принял и обоих друзей, и жрицу, и богиню. Эринии покинули многострадального юношу, и он не только Аполлону привез его сестру из варварской Тавриды, но и себе свою.
Дальнейшее было уже сплошной радостью. Ифигения сохранила жреческий сан, для которого ее некогда спасла Артемида, но она служила ей уже в Аттике, и по эллинской, а не по варварской обрядности…
ХI. «ИОН»
1. Миф об Ионе
Собственно, мифом его назвать нельзя; всей своей повествовательной частью он был обязан аттическим поэтам, хотя, как мы увидим, не исключительно Еврипиду; традиция им ничего не дала, кроме сухой родословной, построенной на этимологии. Ионийские общины (по крайней мере, некоторые) были разделены на четыре родовые филы (колена), имена которых, поскольку они поддаются толкованию, указывают (что там ни говори) на их первоначально кастовый характер; это были
Для афинян эта генеалогия имела особое значение. Они были ионийцами – значит, Ион был некогда их царем. Они считали свой город метрополией малоазиатской Ионии (древность этой традиции доказал новонайденный пеан Пиндара для Абдер); значит, их царь Ион вывел туда колонии, которые и назвал по своему имени. Все это содействовало славе Афин, этим надо было дорожить. Но вот где было затруднение. Если Ион был внуком Эллина, то, значит, он был пришельцем из Фессалии, царем которой предполагался этот эпоним эллинской нации. А между тем афиняне гордились своей «автохтонией», их цари должны были быть царями аттической земли. Что было делать?
Одно: допустить, что Ион был не сыном, а пасынком Ксуфа, дать ему в матери афинскую царевну, а в отцы – бога. Мать назвали Креусой (что значит именно «царевна») и сделали дочерью афинского царя Эрехфея. Отцом стал Аполлон – потому ли, что он, как Apollon patroos, был племенным богом ионийцев, или потому, что вся генеалогия была принята Афинами с его благословения.