Читаем Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы полностью

4) Теперь мы можем перейти к рассказу Гигина, гласящему так: «Неоптолем, сын Ахилла и Деидамии, от своей пленницы Андромахи, дочери Ээтиона, получил сына Амфиала; когда же он услышал, что его невеста Гермиона дана женой Оресту, он отправился в Лакедемон и потребовал свою невесту от Менелая. Тот не пожелал нарушить свое слово, увел Гермиону от Ореста и дал ее Неоптолему. Оскорбленный Орест убил Неоптолема в то время, когда тот священнодействовал в Дельфах, и добыл обратно Гермиону; а кости того рассеяны по полям Амбракии (cuius ossa per fines Ambraciae sparsa sunt), страны эпирской». Этот рассказ должен быть признан софокловским: он воспроизводит именно тот пункт (наш второй), который был характерен для автора «Гермионы», противореча всей прочей традиции (уже начиная с «Одиссеи»). Правда, смерть Неоптолема от руки Ореста противоречит свидетельству Евстафия (см. выше), но это и есть тот неразрешимый узел, о котором сказано выше. Но интереснее всего замечательный вариант об участи трупа Неоптолема; я нарочно выписал подлинные слова, чтобы читатель мог убедиться в их (замеченном уже М. Шмидтом, издателем Гигина, и другими) совпадении со свидетельством Овидия («Ибис»):

Nec tua quam Pyrrhi felicius ossa quescantsparsa per Ambracie que laciere vias.

Итак, Неоптолему и после смерти грозит участь безбожника – совершенно в духе Софокла, но вразрез с прочей традицией, которой следует и Еврипид («Андромаха»).

5) Но если Овидий в «Ибисе» следует Софоклу, то вероятность в пользу того, что он и для своей элегии о Гермионе («Баллады-послания» VIII) избрал источником именно его. Отсылая читателя к ней или к моему переводу, замечу, что действительно овидиевский вариант во всем совпадает с софокловским. Прежде всего в решающем пункте: Гермиона была в супружестве с Орестом, когда ее увез Неоптолем. Затем: вынужденная делить ложе со вторым мужем, она ему, однако, отказывает в супружеских объятиях. Затем: в Андромахе она не видит соперницы, она упоминает о ней только вскользь, безо всякой злобы, а между тем мы легко представляем себе, с каким злорадством овидиевская героиня, ненавидящая Неоптолема, расписала бы этот пункт, если бы он дал ей для этого малейшее основание[29]. Но важнее всего вот что: у Овидия Гермиона пишет Оресту, а выше мы видели (пункт 3), что это и был софокловский вариант, отвергнутый Еврипидом. Овидий охотно и здесь, как и в «Федре» (ср. «Баллады-послания»), воспользовался намеком в трагедии Софокла. Это и есть то подтверждение, о котором было сказано выше.

6) Отметим еще один, последний пункт. Гермиона с излишней на наш вкус рассудочностью доказывает у Овидия права на нее Ореста; она же упоминает и об упреках в матереубийстве, которые Неоптолем делал Оресту. Здесь я уже в своем издании перевода Овидия правильно усмотрел влияние «агона» в трагедии Софокла, но только – скажу теперь – не между Менелаем и Тиндареем, а между Орестом и Неоптолемом. Интересно, что этот агон нашел себе место и в трагедии Еврипида. Орест приводит в свою пользу бытовое соображение, что ему, как изгнанному за матереубийство, неоткуда взять невесту, кроме как из родственного дома; Неоптолем же укоряет его именно этим матереубийством «и богинями о кровавом взоре», т. е. Эриниями. О последних Овидий умалчивает, совершенно правильно, так как и Софокл их не признавал.

Резюмируем. Дельфийскую «трагедию богоборства» своего предшественника Еврипид испортил в ущерб Оресту, Гермионе и Аполлону; за счет всех их он возвеличил Неоптолема. Он же противопоставил Гермионе, чтобы ее опошлить, добродетельную Андромаху, для чего ему пришлось допустить, что она хотя и перестала «жить» со своим повелителем после его женитьбы на Гермионе, но все же осталась при нем и только после его смерти была выдана за Елена. Об этом перенесении центра тяжести свидетельствует и измененное заглавие: там «Гермиона», здесь «Андромаха».

Имел ли он успех? Нет. Вся дальнейшая традиция, в этом мы могли убедиться, находится под влиянием величавой трагедии Софокла, здесь так же, как и в родственной «Электре». Ничего не поделаешь: Аполлон не благословляет тех, кто ожесточается против него.


1915

2. Неоптолем и Андромаха

Из «Сказочной древности»

Неоптолему при разделе добычи была присуждена в виде почетного дара Андромаха, вдова Гектора, – правда, без ее младенца Астианакта, которого ахейцы предали смерти, следуя жестокому правилу, что:

«Глуп, кто, отца умертвив, оставляет нетронутым сына».

Эта потеря сломила ее гордость; она как бы потеряла связь с окружающим миром, ею овладела какая-то тупая покорность, полное равнодушие к тому, что происходило с ней и кругом нее. Кроме Андромахи находился при Неоптолеме еще в качестве пленника ее деверь Елен, пророк Аполлона, пощаженный ахейцами из уважения к его дару…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин
Повседневная жизнь Китая в эпоху Мин

Правление династии Мин (1368–1644) стало временем подведения итогов трехтысячелетнего развития китайской цивилизации. В эту эпоху достигли наивысшего развития все ее формы — поэзия и театр, живопись и архитектура, придворный этикет и народный фольклор. Однако изящество все чаще оборачивалось мертвым шаблоном, а поиск новых форм — вырождением содержания. Пытаясь преодолеть кризис традиции, философы переосмысливали догмы конфуцианства, художники «одним движением кисти зачеркивали сделанное прежде», а власть осуществляла идейный контроль над обществом при помощи предписаний и запретов. В своей новой книге ведущий российский исследователь Китая, профессор В. В. Малявин, рассматривает не столько конкретные проявления повседневной жизни китайцев в эпоху Мин, сколько истоки и глубинный смысл этих проявлений в диапазоне от религиозных церемоний до кулинарии и эротических романов. Это новаторское исследование адресовано как знатокам удивительной китайской культуры, так и тем, кто делает лишь первые шаги в ее изучении.

Владимир Вячеславович Малявин

Культурология / История / Образование и наука