Еврипид и его трагедийное творчество: научно-популярные статьи, переводы

Однако вот эта прядь твоих волос не на месте; она свешивается не так, как я ее приладил под митрой.

Пенфей. Видно, она отделилась еще во дворце, когда я наклонял голову и закидывал ее в вакхической пляске.

Дионис. Ничего, я ее опять прилажу – мое ведь дело ухаживать за тобой. (Подходит к Пенфею.) Держи голову прямо.

Пенфей. Хорошо, украшай меня; на то и отдался я тебе.

Дионис снимает у него митру, прилаживает волосы, затем опять прикрепляет митру; он не торопится, по всему видно, что он хочет отсрочить момент ухода. Окончив свое дело, он снова направляется к выходу, снова останавливается, снова глядит на Пенфея и с нежностью говорит ему.

Дионис. Также и пояс твой недостаточно туго сидит, и складки твоего платья не в строгом порядке спускаются до ног.

Пенфей. И мне так кажется, по крайней мере с правой стороны; но с другой платье правильно свешивается до самого каблука.

Дионис (поправляя платье Пенфея). О, ты назовешь меня еще первым из своих друзей, когда увидишь вакханок… (про себя) гораздо более целомудренными, чем ты ожидаешь.

Окончив свою работу, направляется к выходу; но Пенфей, которого как бы обдало жаром при упоминании о вакханках, останавливает его.

Пенфей. А скажи… в какую руку мне взять тирс, чтоб еще более уподобиться вакханке? В правую или в ту?

Дионис. Его следует поднимать правой рукой одновременно с правой ногой.

Пенфей проделывает указанные движения.

Я рад, что твой ум оставил прежнюю колею.

Пенфей. А сумею ли я поднять на своих плечах весь Киферон с его долинами и с самими вакханками?

Дионис. Сумеешь, если захочешь. Раньше твой ум был болен, а теперь он таков, каким ему следует быть.

Пенфей. Не взять ли нам ломы с собой? Или мне поднять гору руками, упершись в вершину плечом?

Дионис (подлаживаясь под настроение Пенфея). Не разрушай капищ нимф и жилища Пана, где он играет на свирели!

Пенфей. Ты прав; не силой следует побеждать женщин; я скроюсь лучше под елями.

Дионис. Ты скроешься так, как тебе следует скрыться (с особым ударением), явившись коварным соглядатаем менад.

Пенфей (которого при упоминании менад снова обдало жаром, с чувственным хохотом, причем его лицо принимает все более и более полоумное выражение). А знаешь, мне кажется, я захвачу их среди кустарников, точно пташек, опутанных сладкими сетями любви!

Дионис. На то ведь ты и идешь подстерегать их; и ты наверно их захватишь… (про себя) если сам не будешь захвачен раньше.

Пенфей. Веди меня прямо через Фивы; я – единственный гражданин этого города, решившийся на такой подвиг.

Дионис. Да, ты один приносишь себя в жертву за город, один; зато же и битвы тебе предстоят, которых ты достоин. (После нового крайнего усилия над собой.) Пойдем туда; я буду твоим… (после некоторого колебания) спасительным проводником; а оттуда уведет тебя… (с ударением) другой.

Пенфей (с блаженной улыбкой). Ты хочешь сказать: моя мать?

Дионис (с выражением ясновидящего, дрожащим от жалости голосом). Высоко надо всем народом…

Пенфей. Для этого я и иду туда!

Дионис. Обратно ты будешь несом…

Пенфей. Что за блаженство!

Дионис. На руках матери…

Пенфей. Нет, это слишком пышно!

Дионис (с выражением ужаса, закрывая лицо руками). О да, так пышно…

Пенфей. Правда, я этого заслуживаю… (Забыв договорить фразу, уходит неровной походкой, поддерживаемый своим рабом, закидывая голову и раскачивая тирс; все его движения дышат сознанием неслыханного величия и блаженства.)

Дионис (все еще потрясенный виденной им мысленно сценой). О, ты велик, велик, и велики страдания, которым ты обрек себя; за то же и слава твоя вознесется до небес. Простирайте руки, Агава и вы, ее сестры, дочери Кадма; я веду к вам юношу на страшный бой, а победителем – буду я, да, Бромий. (Хору.) Что все это значит – покажет вам само дело. (Быстро уходит.)