— А с вашим лейтенантом я собирался посоветоваться в том случае, если бы вы и Клифтон отказались помогать мне. Все же мы, англосаксы, должны иметь какую-то свою национальную гордость.
— Да, вроде так.— Юджин нерешительно поскреб затылок. .
— Кроме того, мне не хотелось бы отдавать в чужие руки пятьдесят тысяч долларов
— Сколько вы сказали?
— Пятьдесят тысяч.
— Это для одного?
— Только на вашу долю.
— И все за этого несчастного эсэсовца?
— Прежде всего за документы.
— Вы не врете?
— Слово джентльмена.
— Гм, стоит подумать.
— Думать нечего. Решайте сразу. Согласны или нет.
— Хотел бы я видеть американца, который откажется получить пятьдесят тысяч долларов! Значит, дело честное?
— Слово джентльмена.
— Тогда вот моя рука!
Роупер не имел привычки подавать руку нижним чинам, но Юджин сам поймал его пальцы и стиснул так, что майор присел.
Если бы Юджин знал, какой дорогой, непоправимо дорогой ценой придется ему платить за чрезмерную доверчивость!.. Если бы знал командир, какая опасность грозит его верным товарищам!..
В этот вечер все они были вместе. Сидели на веранде второго этажа и смотрели на темную поверхность озера Комо, в которой плавали звезды. Пахло свежестью воды, молодыми травами и смолистыми почками столетних груш, которые так напоминали Михаилу Украину. В этот вечер Михаил впервые за войну почувствовал себя не на переднем крае.
На другом конце веранды Раймонд Риго допытывался:
— Мосье Дулькевич, какой национальный вид спорта в Польше? Футбол?
— Нет.
— Бокс?
— Нет, не угадаете.
— Конная езда?
— Нет.
— Бридж?
— Ничего похожего.
— Гольф?
— Пся кошчь, нет.
— Так что же?
— Восстание, как и во Франции, пся кошчь!
Оба захохотали. Клифтон Честер, который хмуро жался где-то в темном углу, глухо промолвил оттуда.
— Из всех живых существ только человек умеет смеяться, хотя имеет меньше всего оснований для этого.
— У нас на Украине есть птица — сыч,— весело вмешался в разговор Михаил.— Он хохочет каждую ночь. Хотите, я расскажу историю про сыча?
Но Михаил не успел рассказать эту историю. На веранде появился капитан Билл. Он был взволнован, хоть и старался не показать этого.
— Прошу прощенья,— обратился капитан к Михаилу.— Дела сложились так, что я должен попросить помощи у вашего отряда. Конечно, вам надо было бы отдохнуть, но...
— Что случилось? — Михаил поднялся.— Говорите, капитан Билл. Мы готовы.
— Патруль задержал большую немецкую колонну на шоссе, неподалеку отсюда. Там всего пять моих партизан, а в колонне тридцать или сорок машин. Есть броневики. До черта оружия. Наверно, одни эсэсовцы. Если нас будет четырнадцать, это тоже немного, но все же больше, чем шесть.
— Товарищи,— обратился Михаил к партизанам,— прошу собираться. Через минуту трогаемся за капитаном Биллом. Вы, Дорис, останетесь здесь.
— Я пойду с вами,— женщина поднялась.
— Нет, нет! —замахал руками капитан Билл.— Я прикажу синьоре Грачиоли, чтобы она заперла вас.
— Обещайте мне, Дорис, не делать глупостей.— Михаил взял ее руку.— Обещаете?
— Не знаю.
— До свидания.
— Наш пароль: «Европа, сорок пять»,— сказал капитан Билл.— Отзыв «Милан». В машине у меня лежат два «панцерфауста». Ваши люди знают это оружие?
— Я знаю,— откликнулся Юджин.
— Возьмите вдвоем с Честером один «фаустпатрон»,— сказал Михаил.— Я с Пиппо — второй. Пошли, товарищи.
ДАЖЕ ЦЕЗАРЬ ИМЕЕТ БЕДНЫХ РОДСТВЕННИКОВ
— Меня страшит перспектива изгнаний,— драматически проговорил Муссолини.— Налей мне коньяку, Клара, я хочу согреться.
Он был в черном, нижняя челюсть его дрожала.
— У тебя язва желудка,— напомнила Кларетта.— Коньяк может повредить.
— В минуты испытаний забываются все язвы, кроме одной: я должен покинуть Италию. Мою Италию, которую я так любил и которая платила мне тем же!..
— Но с тобой иду я! — воскликнула Петаччи, и ее большие черные глаза наполнились слезами.— И я люблю тебя еще больше, чем в дни твоей славы!
— Спасибо, Клар, но кто еще с нами? Мы одни.
— С тобой твои министры.
— Горстка трусов. Только и ждут случая шмыгнуть в какую-нибудь нору.
В дверь кабинета миланского префекта, где сидели Муссолини и Кларетта, постучали. Петаччи открыла. Вошел Марчелло. В смокинге, в полосатых узких брючках, с черным котелком в руке. На голове его блестел пробор, ровный и аккуратный, как у иностранного посланника.
— Куда это ты нарядился? — удивилась Кларетта.— Можно подумать, что ты дипломат!
— Через несколько часов мы будем за границей,— глуповато засмеялся Марчелло.— Вот там и понадобится дипломатическая персона.
— Я никогда не замечала за тобой таких способностей.
— Ты не верила и в мои финансовые способности, однако...
Марчелло намекал Кларетте на свое путешествие в Швейцарию, откуда он вернулся лишь вчера. По поручению Муссолини молодой Петаччи положил в швейцарский банк пятьсот тысяч швейцарских франков на имя Кларетты. Заодно Марчелло проверил и свой счет, который исправно пополнялся Швендом. Но об этом Кларетта не знала.
— О чем вы там шепчетесь? — подозрительно спросил Муссолини.
— Дуче, я докладываю, что все готово,— сказал Марчелло.— Машины ждут.
— Где мой секретарь?