Европа. Борьба за господство

Западноевропейской либеральный международный консенсус начал рушиться к концу десятилетия. Как в Британии, так и во Франции он подвергался все более ожесточенным нападкам. Во Франции и своенравные парламентарии, и широкая публика полагали, что страна не помогает в достаточной мере установлению свободы по всему континенту, и считали (для них это было то же самое), что правительство не прилагает усилий для восстановления статуса Франции в системе европейских государств. Короля Луи-Филиппа ругали не только за осторожность в отношении Испании, но и за готовность терпеть австрийское самоуправство – когда Австрия силой подавила беспорядки в вольном городе Краков. В Британии либеральный стан раскололся на пальмерстоновских «интервенционистов» и убежденных экономических либералов, последователей Кобдена.[584] Порвав с коалицией русофобов – последняя объединяла британцев всех взглядов, но преимущественно либералов, – Кобден отвергал саму идею вмешательства («никакой внешней политики»). Он считал, что угроза русского царизма минимальна, и верил, что активная внешняя политика означает ослабление политики внутренней, содержание большой постоянной армии, рост национального долга, необходимость поддерживать колонии – и соблюдать «хлебные законы», призванные гарантировать превосходство аристократии в государстве, обществе и армии. Для него отмена «хлебных законов» и поощрение международной свободной торговли были средствами обеспечить торжество либерализма дома и мир за рубежом – и наоборот.[585]

В итоге, впрочем, дела, а не слова погубили либеральную геополитику 1830-х годов. Даже в лучшие времена Франция и Британия конкурировали ничуть не меньше, чем сотрудничали на Пиренейском полуострове и в других регионах. Их отношения ухудшились вследствие нового витка войны между Мехметом Али и Османской империей. В 1839 году Мехмет провозгласил независимость Египта, спровоцировав вторжение войск султана.[586] При поддержке Франции – которая видела в Мехмете либерального реформатора – египтяне повели наступление в глубь Османской империи. В разгар этого противоборства разразился кризис в Дамаске, вести из которого достигли Европы в начале 1840 года: городских евреев обвинили в ритуальных убийствах на основании свидетельства французского консула. Либеральная общественность в Британии – и без того возбужденная спорами вокруг рабства – возмутилась обращением с евреями, и видные участники кампании за отмену рабства, такие как сэр Томас Ф. Бакстон и ирландский парламентарий Дэниел О'Коннелл, возглавили ряды протестующих. Что еще важнее, правительство в Лондоне и практически все британские политики были глубоко обеспокоены проникновением французов на Ближний Восток. Их опасения разделял и Меттерних, которому в этом вопросе гарантировала свою дипломатическую поддержку Пруссия. Разумеется, Россия воспринимала перспективу воцарения в Константинополе французского протеже-реформатора с ужасом. Поэтому в середине июля 1840 года четыре европейские державы согласились поддержать Османскую империю и защитить проливы от оккупации третьей стороной. В сентябре 1840 года Королевский флот отправился к берегам Ливана, высадил сводный корпус англичан и австрийцев севернее Бейрута, чтобы заставить Мехмета отказаться от вторжения в Сирию. Пальмерстон велел британскому консулу однозначно уведомить Мехмета о «несмываемом позоре», который зверства в Дамаске «навлекли на египетского правителя».[587] Столкнувшись с этим единым фронтом, Мехмет освободил евреев и ушел из Сирии. Не в первой раз в истории Европы Запад не только породил болезнь, но и нашел лекарство.