Европа. Борьба за господство

Европейские революции потерпели поражение по многим причинам. Революционное единство лопалось вследствие разногласий между городом и деревней, между либералами и радикалами, между протестантами и католиками. В большинстве случаев крестьян подкупали мелкими уступками, и в итоге крестьянство оказалось преимущественно консервативным; в Италии это помогло Габсбургам в противостоянии буржуазной революции, к которой примыкали мастеровые. После первоначального шока консерваторы в Пруссии, Австрии, Франции и по всей Европе сплотились, стали выпускать свои газеты и перешли в наступление. Король Пруссии отказался принять предложенную корону – «из канавы», – которую ему прочили либеральные националисты во Франкфурте. Он не желал править объединенной Германией без согласия всех заинтересованных сторон. Армии, которые показали свою ненадежность в 1847–1848 годах, были очищены от подрывных элементов и превратились в сокрушительную силу стараниями генерала Приттвица в Берлине, генерала Кавеньяка в Париже и маршала Радецкого в северной Италии. В Восточной и Центральной Европе, где 1848 год начинался с надежд на «весну народов», нации приготовились вцепиться друг другу в глотки.

По-настоящему решающим фактором, однако, был стратегический провал европейских революционеров. Ламартин опубликовал в марте 1848 года обращение к великим державам, отрекаясь от всяких намерений ниспровергнуть Венские соглашения силой. Республика восхваляла свое «возвращение в число стран, кои принято считать великими державами Европы», но признавала существующие «территориальные границы» данностью, которую она «воспринимает как основу… отношений с иностранными государствами», и обещала «не вести тайную или подстрекательскую пропаганду в соседних странах».[626] Отсюда с очевидностью следовало, что панлиберальный «крестовый поход», о котором столь часто говорили в конце 1840-х годов, не состоится ни при каких условиях. Кроме того, многих французов беспокоило объединение Германии, даже на либеральных принципах: «Газетт де Франс» предостерегала насчет «colosse allemand[627]» в 1848 году, а министр иностранных дел Бастид выражал опасения за судьбу Франции, если все 45 миллионов немцев поддадутся «единому порыву». Поэтому он поддерживал политику «разделения и баланса власти» в отношении восточного соседа.[628] Когда Британия и Россия, озабоченные балансом сил на Балтике, принудили заключить перемирие в Мальме и отозвать прусские войска, отстаивавшие национальные интересы Германии, в Шлезвиг-Гольштейн, никто им не помешал и не возмутился. Не располагавший собственной военной силой, франкфуртский парламент был беспомощен и впоследствии так и не оправился от этого унижения. В целом немецкие революционеры сами испугались националистических лозунгов поляков, чехов и других меньшинств.[629] В Италии Карл Альберт был разгромлен – дважды – австрийскими войсками и отрекся от престола в пользу своего сына, Виктора-Эммануила. Пьемонт практически не пострадал из-за своей ценности в качестве буферного государства. В 1849 году русские предприняли военную интервенцию в Венгрии для восстановления власти Габсбургов. В конце концов, вопреки тому, что провозглашали либералы, социалисты и коммунисты, контрреволюция оказалась международной, тогда как революции оставались сугубо национальными и даже региональными. Либералы и пролетариат не объединялись – в отличие от консерваторов и реакционеров.

Но, несмотря на неудачи, революции привели к существенным внутренним и геополитическим изменениям. Избрание принца Луи-Наполеона президентом Франции в ноябре 1849 года стимулировало энергичные (пусть и бесплодные) переговоры России, Пруссии и Австрии относительно французской экспансии в Рейнскую область в обмен на признание интересов восточных держав в других регионах. Луи-Наполеон сочетал активную внешнюю политику с внутренним популизмом и посулами дальнейшей демократизации. В начале декабря 1851 года он захватил власть в результате бескровного (в значительной степени) переворота, победил на выборах в феврале 1852-го и в ноябре того же года провел плебисцит о восстановлении империи. Новая конституция предусматривала почти абсолютистскую монархию, которая монополизировала права законодателей, например, но опиралась на широкую народную поддержку. Луи-Наполеон был «ответственен перед народом, к которому он всегда имел право обратиться»[630] через плебисцит. Эта формула чрезвычайно активной внешней политики отвечала бонапартистским амбициям Луи-Наполеона и ревизионистским настроениям французской общественности. Граница по Рейну, итальянский вопрос и «величие» Франции снова вернулись в международную повестку.