Европа. Борьба за господство

На первых порах Гитлер действовал на международной арене довольно осторожно. Он не собирался провоцировать нападение извне, пока не завершилась программа перевооружения армии. В обращении к генералитету в начале февраля 1933 года канцлер выразил опасение, что французы и их «восточные сателлиты» нападут на Германию, прежде чем закончится внутренняя трансформация. «Если бы стало известно, что Германия готовится к войне, – сказал он позднее в том же году, – это могло бы иметь весьма пагубные последствия». Разведка докладывала, что польское вторжение «рассматривалось как данность».[1023] Посему Гитлер опирался на сочетание блефа, уступок и маневров. Военная сторона «воспитания» в Германском трудовом союзе тщательно маскировалась, чтобы ввести в заблуждение союзников. Францию и Великобританию удалось одурачить, убедить, что немецкая авиация куда сильнее, чем было на самом деле.[1024] В январе 1934 года Гитлер вырвался из франко-польского «окружения», заключив пакт о ненападении с Варшавой. При этом агрессивность немецкой внешней политики была очевидна. Гитлер покончил с секретным военным сотрудничеством с Москвой и объявил о намерении Германии выйти из Лиги Наций, а вскоре отозвал немецкую делегацию с переговоров по разоружению в Женеве. Он также использовал многочисленную нацистскую партию в Австрии, чтобы пропагандировать аншлюс с Германией. В июле 1934 года австрийские нацисты попытались совершить переворот; путч провалился, но был убит канцлер Австрии Энгельберт Дольфус. Одержимость Гитлера возрождением могущества Германии и стремление доминировать в Центральной Европе, а также покончить с версальской системой стали очевидными для всех.

Немецкая политика пугала другие европейские державы. В 1934 году, реагируя на поползновения Гитлера в направлении Вены, Муссолини направил войска к перевалу Бреннер на австрийско-итальянской границе. Гитлер немедленно отступил. Советское руководство в равной степени, если не сильнее, беспокоил триумф национал-социализма. В СССР прочитали «Mein Kampf», особенно фрагменты относительно «России и ее вассальных государств», воспринимали нацистскую фразеологию всерьез и не сомневались в том, что все это сулит их стране. Гитлер, как предупредил ветеран-коммунист Карл Радек в 1933 году, готов «опрокинуть Версаль». Сталин и его комиссар иностранных дел Максим Литвинов поэтому желали заманить Германию в систему взаимных гарантий, если будет возможно, и готовились сдерживать ее посредством международных коллективных действий, если понадобится.[1025] Советский Союз вступил в Лигу Наций в 1934 году, и тогда же Коминтерн забыл о своей традиционной ненависти к социал-демократам и призвал «антифашистские» партии всей Европы объединиться против Гитлера. Дипломатическими средствами «прощупывали» Великобританию и Францию. Одновременно СССР опасался, что западные державы придут к соглашению с Гитлером за его спиной. Москве приходилось осторожно лавировать между соперниками и стараться помешать их чрезмерному сближению.

В Париже, Варшаве и Лондоне не испытывали ни малейших сомнений по поводу того, что новая Германия представляет собой угрозу. Поляки подали наглядный пример, оккупировав Вестерплатте близ Данцига в марте 1933 года; обсуждалась возможность совместного с Францией упреждающего удара по Германии, пока та не перевооружилась. Но Париж не был готов к столь решительным действиям. Жозеф-Поль Бонкур, министр иностранных дел Франции с декабря 1932-го по январь 1934 года, безуспешно пытался заключить пакт о гарантии мира между Францией, Великобританией, Италией и Германией. Его преемник Луи Барту считал идеальным решением союз с СССР против Германии. В середине сентября 1934 года Барту даже помог Сталину получить место в Совете Лиги Наций. В Лондоне подкомитет по вопросам обороны ясно обозначил в феврале 1934 года, что Япония и, в меньшей степени, Италия являются серьезными угрозами, но «важнейшим потенциальным противником» выступает Германия.[1026] Защите обширной империи уделялось гораздо меньше внимания. В июле 1934 года Великобритания решила создать «полевую армию» для развертывания на континенте в случае войны. Тем не менее лишь немногие в Уайтхолле и Вестминстере ратовали за однозначное военное противостояние с Гитлером. Одним из этих немногих был Уинстон Черчилль, политический «отставник», который утверждал, что немцы – «могучая нация, самая сильная и самая опасная в западном мире» – добровольно предались Гитлеру, и необходимы срочные меры.[1027] Оценка численности и оснащенности люфтваффе немало усиливала беспокойство британцев. Премьер-министр Стэнли Болдуин предупредил парламент в июле 1934 года при обсуждении вопроса о составе Королевских ВВС: «С первого дня в воздухе о старых границах можно не вспоминать… Когда заходит речь об обороне Англии, забудьте о меловых скалах Дувра; думайте о Рейне. Именно там пролегает наша граница».[1028]