Тем самым художественное развитие как бы предвосхищает политическое. В этом состоит и сущность большевизма: в нем восстает в порыве разрушения придавленная азиатчина, но происходит это под западными абстрактными лозунгами. Подсознательные силы революции вступают в противоречие с осознанными целями, отражая глубинную раздвоенность русской души. Сознательно большевики хотят не только подражать Западу, но и превзойти его – материалистический, технический, неверующий Запад. Но, подсознательно пробужденные, вздымаются жуткие силы, которые опрокидывают тезисы Запада, все больше отчуждая от него Россию. За словами, звучащими прозападно, действуют не западные силы. Вот почему так трудно сказать о большевизме что-нибудь точное. Вновь и вновь встает вопрос: что в этом европейского, а что русско-азиатского? Где кончается по-западному надуманное и где начинается по-восточному почвенное? Большевизм, рассматриваемый не только в его истоках, но и во всем развитии, это не просто реализованный где-то марксизм, это прежде всего – процесс, который мог развернуться в данной форме только на русской почве. И поэтому он может быть понят во всей противоречивой полноте своих проявлений – не из тезисов марксистской доктрины, а только из глубин русской сущности. Это прежде всего трагедия европейских идеалов на русской земле. Не Европе угрожает опасность втянуться в русскую катастрофу, а наоборот. Россия, со времени Петра I, попала в процесс европейского саморазрушения, хотя и не без собственной вины. Россия жадно ухватилась за современные идеи Запада и с русской необузданностью довела их в стране Советов до крайних последствий. Она обнажила их внутреннюю несостоятельность и с утрированным преувеличением выставила на всеобщее обозрение. Тем самым она опровергла их. Теперь начинается второй акт драмы. Открывается дорога для пробудившихся сил Востока. В большевизме загнало себя насмерть русское западничество. Становится очевидным, что десятилетиями длящиеся потрясения закончатся изгнанием прометеевского архетипа с русской земли. Политика Петра I принимает обратный ход, и русский человек вновь душевно завоевывается Азией. Симптомами такого развития становятся переименование Петербурга именем татарина[467]
и перенос оттуда столицы в Москву.