Европа и душа Востока. Взгляд немца на русскую цивилизацию

Помимо национализма, на восточно-русский курс развития указывает также и пробуждение мысли о братстве. С 1934 года сформировался настоящий советский гуманизм[472], вобравший в себя мессианские силы русской почвы и с лозунгом человеколюбия (!) устремившийся за пределы своей страны. Первым доктрину этого гуманизма развил Горький в статье в «Правде» от 24 мая 1934[473]: «В наши дни перед властью грозно встал… пролетарский гуманизм Маркса-Ленина-Сталина, – гуманизм, цель которого – полное освобождение трудового народа всех рас и наций… Это подлинно человеколюбивое учение… Революционный гуманизм дает пролетариату исторически обоснованное право на беспощадную борьбу против капитализма, право на разрушение и уничтожение всех гнуснейших основ буржуазного мира. Впервые за всю историю человечества организуется, как творческая сила, подлинное человеколюбие». – Странным образом переплетаются тут силы любви и ненависти. Здесь провозглашается человечество, включающее в себя только трудящихся и безжалостно преследующее своих противников. Крайне типичный пример того серьезного душевного заболевания, которое омрачает все существенные стороны жизни последних русских поколений. – По примеру Горького, поэт Сурков причисляет ненависть, наряду с любовью, радостью и гордостью, к основным силам нового гуманизма. Горький сравнивает его с Библией, мол, и христианское учение имело гуманистическую природу. Многозначительное признание, свидетельствующее о глубокой трещине, которая проходит сегодня через диалектический материализм большевиков и вызвана христианской энергией, вытесненной из своего естественного русла. Это новое течение имело быстрый и большой успех, поскольку оно втайне ожидалось всеми. Советский человек снова затосковал по благородной тональности жизни. Съезд советских писателей (сентябрь 1934) проходил уже под знаком явного пробуждения человечности. Классовая ненависть, вечное подчеркивание борьбы и противоречий начинают в России терять свою силу. И эти настроения Сталин использовал в своих целях. В январе 1935 свою речь к учащимся Военной Академии он закончил тостом за коммунистов и беспартийных, поскольку и среди беспартийных есть немало преданных людей. – Преимущества пролетарского происхождения отпадают. Образовательные учреждения открываются для всех; система обучения стремится к подготовке специалистов, которые не обязаны быть членами партии. С отменой карточной системы исчезло, наконец, деление народа на материально привилегированные и ущемленные группы. Все эти явления лежат в одной и той же плоскости: пробуждающееся чувство всеобщности стремится к преодолению разъединяющих сил. Разумеется, новая идея братства еще не рискует признать свои русско-христианские корни. Она стыдливо прикрывается марксистскими аргументами. Много говорится о бесклассовом обществе, к которому якобы приближается коммунизм после двадцатилетнего господства. Это будто бы и есть тот самый, предсказанный Марксом целевой момент, когда будут изжиты и классы, и классовая ненависть. Только тогда сможет полностью развиться новый человек. Так возрождающаяся русская идея братства оправдывается перед судом марксизма.

От этого нового братства тянутся пока еще молодые, нежные побеги, первые признаки большого духовного обновления. Однако политическая практика по-прежнему продолжается в отталкивающе грубых формах. В этом противоречии между политической реальностью и духовными запросами нет ничего удивительного. Все великие движения вырастают из невероятно крохотных, едва заметных ростков, которые всегда сначала прорастают в сфере духа, а не государства. Так и в России пройдет еще много времени, прежде чем политика приспособится к новому гуманизму, а потом и подчинится ему.

Этим устремлениям внутри России отвечает и пореволюционное движение за рубежом[474]. К нему принадлежат те эмигранты из России, которые приемлют Октябрьскую революцию как историческое событие, но стремятся к ее национализации и одухотворению. (Они особенно группируются вокруг журналов «Новый град»[475] и «Новая Россия»[476].)

Важнейшая часть борьбы, которую Запад и Восток ведут за русскую душу, относится к религиозному вопросу. Здесь мощь восточного духа проявляется в двух направлениях. Он придает материализму, и даже безбожию, характер религиозности, и он восстанавливает, пока еще тайно, подлинную веру в Христа. (Этой теме, из-за важности ее, я посвятил отдельно главы 7 и 8).