Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения

Ориентируясь на то, как цыгане выглядели, их повсюду воспринимали как сообщество со своей социальной иерархией – с благородным сословием во главе. В «Любекской хронике» упоминается один герцог и один граф, в Шотландии в 1505 г. речь идет о «лорде из Малого Египта», в Болонье в 1422 г. – о некоем герцоге Андреа[45], а в 1459 г. в нидерландском Зютфене – даже о некоем «короле из Малого Египта», он же – «король язычников»[46]. Предводителям приписывались такие черты обихода, как конная езда и владение охотничьими собаками, а также такие признаки богатства, как дорогие украшения и изысканные одеяния, в то время как прочие члены сообщества характеризовались как бедная, принуждаемая к покорности свита. Благородные господа не только по-особенному путешествуют, сословные правила предполагают и соответствующее погребение, во всяком случае, в XV столетии, пока не появились юридические предписания, ограничивающие роскошь похорон. В надгробных надписях упоминается некий Пануэль, герцог в Малом Египте (1445), некий граф Петрус (1453), или, скажем, можно найти упоминание о свободном графе Иоганне: «От Рождества Христова в 1448 году в понедельник после праздника Тела Христова умер благородный господин Иоган свободный граф из Малого Египта, да благословен он пред господом»[47]. К облику цыганских предводителей можно добавить даруемую Сигизмундом в охранной грамоте привилегию неподсудности цыган. Впрочем, соответствующие земельные и городские власти не придают этому никакого значения и, уж конечно, не учитывают содержание охранной грамоты Сигизмунда, которое предъявлял в Болонье в 1422 г. герцог Андреа из Египта и где значилось: письмо Сигизмунда, «короля Венгрии, который является императором, в силу чего им разрешено грабить в течение этих семи лет везде, где бы они ни оказывались, причем никто не имеет права преследовать их по суду»[48].

Инсценировка феодального общества в миниатюре поначалу даже в некотором смысле успешна, пока постепенно не зарождается подозрение в подмене или обмане. Пусть даже речь шла в сущности лишь о более удобном ночлеге под защитой городских стен, тогда как «свита» вынуждена была ночевать в чистом поле. Из Испании, где кодекс дворянской чести был особенно строг, до нас дошел случай признания и придворной учтивости. В 1460 г. одна группа цыган под предводительством некоего графа Якоба и его жены Доны Лоизы подходит к городу Андухару, вооруженная «рекомендательными письмами, подписанными нашим Святейшим Папой»[49]. Кроме того, они предъявляют письмо короля,

…которое Его Высочество адресовал всем высокопоставленным подданным и жителям его королевских владений. Он повелел… всем им оказывать поименованному графу всяческие почести и вежливый придворный прием[50].

Ответственный за это коннетабль распоряжается принять их в Андухаре.

Кроме того, он распорядился о том, чтобы упомянутый граф и упомянутая графиня, его жена, во все дни ели вместе с ним – графом, и его женой графиней. Наконец, всем остальным должно быть роздано все, в чем они нуждаются[51].

Когда через 15 дней после их отбытия города достиг некий герцог Пауль из Малого Египта, прекрасно обеспеченный рекомендательными письмами, упомянутый коннетабль «оказал ему всяческие почести, которые подобали ему как носителю титула герцога»[52]. Пока контакты с чужаками не осложняются негативным опытом или прямым нарушением закона, возникает ситуация, в которой имеются вполне известные стереотипы поведения: христианское милосердие для бедных паломников и придворное чествование и гостеприимство для аристократов.

Однако внедрение в благородное сословие, особенно если оно сопровождается попиранием правил придворной вежливости, может толковаться как грандиозный маскарад обманщиков, как это описано у Авентина в «Annales Boiorum» на 1439 г.: