Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения

Поношения, нелицеприятные сравнения, злобный взгляд и черная магия – это те поводы, по которым в некоторых драмах Шекспира (1564–1616) заходит речь о цыганах. Персонажи-цыгане у него не появляются. В комедии «Сон в летнюю ночь» (1600) Леандр обзывает любящую его Гермию сначала «эфиопкой»[445], а потом «tawny Tartar»[446]. Варианты названия в довольно новом немецком переводе Франка Гюнтера «черная потаскуха» и «цыганская потаскуха»[447] – уступка читабельности; вариантами подлинника, которые явно были типичны для того времени в устах Шекспира, переводчику пришлось пожертвовать: это обозначение потомков Хама как «черных» и укоренившийся в нижненемецком и скандинавских языках термин татеры. Если в «Сне в летнюю ночь» упоминания, связанные с цыганами, напрямую призваны были вызывать отвращение и презрение, то в «Антонии и Клеопатре» (1607) Шекспир демонстрирует изысканную риторически заметную игру обозначениями «gipsy» и «Egyptian». Уже в 1-й сцене речь идет о «gipsys lust»[448], цыганском загаре египтянки Клеопатры, которая через несколько строк откровенно будет названа «strumpet», то есть шлюха. Антоний затем в 12-й сцене IV акта обыгрывает двойное значение слова, когда бранится: «This foul Egyptian hath betrayed me»[449], что в немецком переводе нельзя передать как «сраная египтянка»[450]. Клеопатра, эта «this false soul of Egypt»[451], ведет себя столь алчно и развратно, как, согласно принятым в стране представлениям, ведут себя прибывшие из Египта цыганки. Бен Джонсон (1573–1637) в своей пьесе «Маска цыган» («Masque of the Gypsies»), иронически обыгрывая их характеры, наоборот, называет матерей цыганских принцев «Клеопатрами». «Like a right gypsy»[452], то есть, как истинные цыганки, они обладали магическими силами, могли испепелять взглядом и владели ремеслом обмана и подтасовки. В трагедии «Отелло» (1622) в 4-й сцене III акта начинается чреватая тяжелыми последствиями интрига, связанная с носовым платком, потерянным Дездемоной. Этот платок, доставшийся Отелло в качестве амулета от одной цыганки и обладавший приворотным действием, он получил давно, когда умирал его отец, в наследство от матери:

Сей носовой платок когда-то моей матери дала / одна египтянка [Egyptian]. / Она была колдунья и почти / все мысли прочитать могла. Она сказала ей, пока он у нее / она прелести исполнена пребудет и сможет моего отца / держать в любовных путах; но если / потеряет или подарит она его, то взор отца / мгновенно отвратится от нее, и его любовный пыл / в погоню за другими женщинами ринется. Умирая, она мне сей платок вручила[453].

Тот факт, что столь героический муж и воин, как Отелло, разделяет архаичный взгляд своей матери на магическое действие платка – а ведь именно женщин в ранний период Нового времени в «Зерцалах брака» предостерегали от покупки подобных амулетов, – указывает на возможную близость между «мавром» и столь же черной «египтянкой», и на их отношение к вере.

В памфлете Самуэля Роуленда (ок. 1573–1630) «Martin Mark-АП. Beadle of Bridewell» (1610), в первой его части, обнаруживается аллегория мошенничества с сатирической географической картой его империи. Во второй части автор рассказывает о правителях этой империи, ее «регентах», начиная с Джека Кейда и заканчивая Коком Лоуреллом, который правит с 1501 по 1533 г. и якобы является создателем 25 правил для бродяг, – и перечисляет целый ряд предполагаемых цыганских королей и королев[454].

В эту завлекательную генеалогию низов общества нужно включить также автора одноименного романа «Жизнь и приключения Бампфилда Мура Кэрью» (1745). Созданная Кэрью история блудного сына, которому заманчивость плутовской жизни, несмотря на несколько неудачных попыток, не дает вернуться домой, причисляется к бестселлерам XVIII в. в Англии. «Джипси», к которым он бежит, бросив школу, – это, как и в большинстве плутовских романов, бродячие мошенники и нищие без особых этнических признаков.