Европа изобретает цыган. История увлечения и презрения

К цыганам Том Джонс и оба его спутника попадают после типичной для такой встречи повествовательной преамбулы. Не имея пристанища, скача на коне сквозь непогоду, они обнаруживают вдали одинокий сарай, из которого пробивается свет. Несмотря на страх, они пытаются найти там приют, и, к их удивлению, им оказывают радушный прием, ибо «люди,, которые собрались в этом сарае, оказались бандой цыган или, как их прозвали вульгарным именем, татеров. И в этот момент они праздновали свадьбу одного из своих членов»[473]. Сарай – это не опасная ловушка, а также не жуткое место встречи, вроде «Devils-Arse-Peak», а, если в положительном смысле опереться на текст Библии[474], место, которому сияние придают лишь те, кто в нем оказывается:

Невозможно было представить себе толпу людей более счастливых, чем те, что собрались здесь, так казалось. Неописуемая радость видна была во всем их облике, а их бал не лишен был полностью какого-либо порядка и каких-либо приличий. Возможно, в нем их было больше, нежели порой на какой-нибудь сельской ассамблее, потому что эти люди подчиняются особому формальному режиму и собственным законам и все подчиняются одной правящей персоне, которую называют они королем[475].

Это отличает их от скучающих, падких на скандал аристократов и крупных воротил на маскарадах Хайдеггера, которые, хотя и одеты пастухами или эльфами, но только сельскую идиллию, подобную цыганской, они уже не в состоянии даже сыграть[476].

И у Филдинга собравшиеся в сарае образуют организованное антиобщество. Они обозначаются как цыгане, хотя речь идет о бродягах без особых примет. Во главе их оказывается управляющий ими в абсолютистской манере правитель, вышедший из их же рядов:

Когда он [Том Джонс] озадаченно осматривался вокруг, к нему приблизился почтенный человек с радостными приветственными возгласами, которые были скорее сердечны, нежели вежливы. Это был не кто иной, как сам цыганский король. По одежде он мало отличался от своих подданных и не имел при себе никаких атрибутов величия, которые подкрепляли бы его достоинство. И все же (как показалось господину Джонсу) что-то во всем его существе излучало авторитет и наполняло душу присутствующих чувством почтения и благоговения[477].

Король, остающийся безымянным, говорит не на так называемом воровском языке, он пользуется очень простым, ломаным английским. Комический эффект создают не только исковерканные иностранные слова в его устах, но и в той же мере его произношение: «Ме doubt not, sir, but you have often seen some of my people, who are what you call de parties detache: for dey go about everywhere…»[478] Гостям он кратко сообщает об истории и принципах своего правления: