Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Впрочем, большее значение для бранденбургской экономики имела удачная иммиграционная политика. Очень важным было то, что в Бранденбурге не существовало религиозной нетерпимости. Лютеранская церковь была огосударствлена в высшей степени со времен Реформации: ею управляла консистория, все члены которой назначались курфюрстом, причем характерно, что среди ее членов имелись как духовные, так и светские лица. В 1613 г. курфюрст Иоганн-Сигизмунд, нуждавшийся в союзе с Голландией, перешел в кальвинизм; кальвинистами являлись и его преемники. Однако Гогенцоллерны не стали насаждать в своей стране кальвинизм и, как это ни парадоксально, продолжали назначать членов лютеранской консистории. Сосуществование лютеранства как религии большинства населения и кальвинизма как религии курфюршеского дома предполагало веротерпимость. Бранденбург смог извлечь из этого пользу, приглашая к себе на льготных условиях протестантов различных толков, особенно гонимых на родине в ходе католической контрреформации. Известно широкое переселение в Бранденбург французских гугенотов после отмены в 1685 г. Нантского эдикта; среди них были искусные ремесленники, привезшие с собою свои производственные секреты.

Важнейшим событием правления курфюрста Фридриха III (1688–1713) стало принятие им в 1701 г. от императора королевской короны, после чего он стал уже именоваться королем Фридрихом I. Характерно, что хотя политический центр государства оставался в Бранденбурге, королем Фридрих стал по своему сюзеренному владению Пруссии, не входившей в состав Священной Римской империи, чем и подчеркивалась независимость нового короля от императора.

При втором прусском короле Фридрихе-Вильгельме I (1713–1740) окончательно определились специфические черты бранденбургско-прусской монархии как милитаристского государства. Человек малообразованный и грубый, сделавший девизом своего правления окрик «Не рассуждать!», он больше всего любил армейскую муштру и по заслугам получил прозвище «короля-капрала». По отношению к своим подданым он старался выступать в роли строгого, но справедливого отца-государя, вникающего в нужды простого народа. Король запросто расхаживал по улицам Берлина, собственноручно избивая тростью уличенных им нарушителей установленных предписаний. С той же тростью в руках он требовал, чтобы его не боялись, но любили. При всем том Фридрих-Вильгельм I был способным администратором и рачительным хозяином-скопидомом.

Крупнейшей реформой «короля-капрала» стал кантональный регламент 1733 г., означавший законодательное оформление воинской повинности крепостного населения. Необходимость этого акта диктовалась уже тем, что помещики, беря, как то было обычно для наемных армий, подряды на набор воинских подразделений, насильно записывали в них своих крестьян и присваивали полученные от казны деньги. Отныне военным учетом была охвачена основная масса мужского населения деревни с 10-летнего возраста, за исключением двух его полюсов: от службы освобождались семьи крепких хозяев, чтобы не подрывать их хозяйства, и, с другой стороны, безземельные бобыли, неспособные тратиться на свое солдатское содержание, стоимости которого далеко не соответствовало казенное жалованье. Это обстоятельство стало важным мотивом, побуждавшим государство препятствовать процессу раскрестьянивания. Особой привилегией для иммигранта-колониста было освобождение от военной службы его самого и потомков.

Отслуживший полтора-два года в регулярных войсках призывник, приписанный к определенному военному округу (кантону), жил затем в своем кантоне жизнью крестьянина, ежегодно два-три месяца проходившего военные сборы. Количество дворов в кантоне регламентировалось: полк пехоты набирался от 5 тыс. дворов. Кантонисты обязаны были носить униформу; это относилось и к взятым на учет мальчикам. Как правило, помещик являлся военным командиром своих крепостных, что необычайно усиливало его власть над ними. Бежавший кантонист рассматривался как дезертир и подлежал военному суду. Чтобы обосноваться в кантоне, требовалось согласие его капитана. Помещик-капитан давал (зачастую продавал) разрешения на брак, вмешивался в вопросы наследования, следя за тем, чтобы отцовский двор получал сын, наименее пригодный к военной службе.

Кантонисты составляли две трети армии Фридриха-Вильгельма I, остальная треть по-прежнему приходилась на наемные, чаще всего иностранные контингенты. Численность армии к 1740 г. доходила до 80 тыс. человек, что равнялось примерно 3,7 % общей численности населения — безусловный европейский рекорд для мирного времени (для Франции в те годы это соотношение оценивается в 0,6 %).