Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Почти сразу после этого возникла такая угроза наступления короля лангобардов, что папа решил лично отправиться к новому королю франков с просьбой прийти к нему на помощь. И его миссия оказалась успешной.

Пипин вернулся с ним в Италию и заставил лангобардов отказаться от своих завоеваний. Два года спустя понадобился еще один поход, поскольку король лангобардов снова угрожал Риму. На этот раз, в 755 году, Пипин даровал папе часть экзархата Равенны, который он заставил лангобардов отдать, и таким образом добавил территорию на адриатическом побережье к землям вокруг Рима, на которых папы уже сделались фактическими государями. При таком распределении собственности константинопольского императора никак не учитывались его пожелания, и без какого-либо внимания к его правам был заложен прочный фундамент мирского государства пап. Эти события оказали столь же большое влияние на будущее франков, как и на будущее папства. Они еще теснее скрепили союз с церковью, который всегда был характерной чертой их истории. Они открыли путь к новому завоеванию Италии, чрезвычайно важному для консолидации Европы; и, что еще важнее, они наладили прямой контакт с Римом и таким образом сделали возможным пробуждение имперских амбиций и добились того, что для других народов было естественно связать с ними идеи возрождения императорского титула на западе, которые уже возникли в Италии.

Эти события подводят нас к началу царствования Карла Великого — Шарлеманя — в 768 году. В глазах самых широких масс он является одним из величайших политических вождей в истории. Однако хватает и менее благосклонных суждений, которые, возможно, позволят нам в этом кратком обзоре рассмотреть его царствование наилучшим образом и понять его место в истории, если мы постараемся выяснить, на каком основании его наделяют таким высоким званием.

Однако при этом надо помнить, что исходные источники, повествующие о его правлении, почти ничего не говорят нам о его мотивах и планах. Они рассказывают о его поступках, но ни словом не намекают на причины, по которым он их совершал, или к чему стремился. Мы вынуждены логически выводить идеи, которыми он руководствовался в своей политике, из того, что он сделал и чего не сделал. Эти выводы, безусловно, имеют право на существование и могут привести к разумным заключениям, но им всегда будет не хватать характера доказательства, и кому-то они покажутся гораздо менее вескими, чем кому-либо другому. На мой взгляд, теория, что Карл Великий был человеком самых широких государственных талантов, объясняет факты гораздо лучше, чем любые другие теории, хотя, конечно, нельзя опрометчиво утверждать, будто он осознавал все последствия своей политики, которые видим мы.

Но такое осознание и не нужно; более того, его никогда и не могло быть. Государственный деятель — человек, который видит потребности своего времени, непосредственные опасности, угрожающие обществу, шаги, которые можно предпринять, и, представляя, какую работу ему предстоит выполнить, он предполагает и способ ее выполнения, знает, какие средства он может использовать в данных обстоятельствах и как прийти к нужному результату при имеющихся у него материалах и инструментах. Он не в состоянии увидеть следствия своей работы в исторической перспективе, как и более глубоких тенденций собственного века. Но если он действительно осознает нужды и возможности своего времени, созданные этими глубочайшими тенденциями, он понимает их, хотя и не осознавая этого, и бессознательно действует в гармонии с ними.

Поэтому наши вопросы следующие: подходило ли то, что совершил Карл Великий, для удовлетворения нужд и устранения угроз его времени и для того, чтобы проложить путь к лучшему будущему? Совершил ли он то, что должен был совершить великий государственный муж, осознавая стоящую перед ним задачу?