Европейская классическая философия

Греческое слово «схоле», откуда произошло наше «школа», означает «досуг, занятие», как мы говорим «у меня сейчас занятия». Можно понять этот досуг и как отсутствие дел, которое, согласно Платону и Аристотелю, и побуждает к созерцанию, к рассмотрению более общих законов, чем те, которые встречаются нам в частных занятиях. Схоластика – это практика комментирования Аристотеля, возникшая в ответ на другую, арабскую практику систематического комментирования Аристотеля. Для арабских ученых Аристотель был источником истинных формулировок, и целью комментария было как бы «автоматическое» добывание истины. Но для схоластики Аристотель не мог заменить Откровение, и поэтому комментирование становилось жанром: студенты понимали, что именно такие речевые стратегии достигают несомненной истины в изучении такой-то области бытия. Задача схоласта поэтому – понимать, к какому жанру относится его или ее речь, и тем самым поддерживать систематическое получение истины о разных областях реальности.

По сути, уже в схоластике были заложены те основные конфликты, которые сопровождают университетскую философию вплоть до наших дней, включая основной конфликт XX века между англо-американской аналитической философией и европейской континентальной философией. Прежде всего схоластика движется в сторону номинализма, хотя и с большими боями и потерями, а именно, учения о принципиальной условности нашего языкового знака, что в пределе и дает аналитическую философию XX века, утверждающую, что все проблемы философии – от двусмысленности языковых выражений, и если систематически воспроизводить истину в университетских чтениях, можно преодолеть эту инерцию языка и языковых впечатлений. Аналитической философии противостоит континентальная, восходящая к принципиальному многообразию программ европейских университетов. Континентальная философия считает возможным привлекать данные разных наук для построения философской аргументации, указывая, что на философскую догадку может навести любой предмет, а полемическая страсть не может ограничиваться только языком, но должна включать в себя и критику мышления, изъянов чувства и рассуждения. Так что критическая университетская мысль и в своих спорах наследует изначальной ситуации схоластики.

Как была устроена речь философа в средние века

О некоторых из номиналистов сложены анекдоты, например имя Уильяма Оккама (1285–1347) все вспоминают как автора «бритвы», тезиса «не умножай сущности без необходимости», то есть при объяснении явлений ограничивайся только необходимыми причинами и данными, а его ученика Жана Буридана (ок. 1300–1358), тоже профессора Сорбонны, помнят благодаря «буриданову ослу», который никак не может сделать выбор между двумя равно аппетитными и равно отдаленными стогами сена.

На самом деле, Оккам рассуждал примерно так: Бог может всё, но не делает всего, что он может. Значит, у Бога есть «интеллектуальная интуиция», какие-то собственные идеи нравятся ему больше, а какие-то – меньше. Но так как эти общие понятия предшествуют воле Бога, то мы не имеем права познавать общие понятия прежде единичных вещей, это будет противоречить воле Бога. У нас нет божественной интуиции, наша интуиция ограничивается отдельными вещами. Но как мы тогда познаем мир? С помощью «подстановок» (суппозиций) – например, хотя мы все разные, все мы люди, и понятие «человек» подставляется под вещь, указывая и на единство человеческого рода, и на возможность взаимопонимания между людьми. А, например, «мир существует» – тут тоже «подстановка», потому что мир существует иначе, чем существует Бог или чем существует отдельная вещь в мире, он существует как существование вещей, указывая, что вещи не только относятся к каким-то категориям, но и с вещами разных категорий можно производить сходные операции, например их познавать.

Буридан пошел еще дальше – сама интуиция появляется только потому, что вещи приведены в движение, иначе бы вещи покоились, и нам бы всматриваться в них не захотелось. Бог стал рассматривать собственные замыслы по созданию вещей только потому, что в нем самом есть любовь, а любовь требует иногда импровизировать. А мы, познавая вещи, познаем не просто их причины, но те параметры, по которым вещь пришла в движение. Например, познавая растение, мы познаем не только его рост, но и способность увянуть. Примера с ослом в самих сочинениях Буридана нет, да и он, скорее всего, сказал бы, что животный инстинкт сразу бы повел осла питаться. Просто Буридан говорил, что свобода воли непознаваема, потому что ее параметры уже всегда в движении, это уже активная позиция, а аналитика свободной воли приведет к утверждению ее невозможности – а иллюстрацию с ослом придумали позднее.