Европейская классическая философия

Схоластика создает и свои жанры изложения. Сумма – жанр средневековой философии, который означал учебное пособие, емкое изложение курса, методические указания по всем вопросам курса. Первоначально суммы употреблялись в основном в стенах университета. Но «Сумма богословия» Фомы Аквинского получила намного более широкое распространение: она позволяла всем овладеть богословием и оспаривать оппонентов. Это был первый триумф объемной богословской книги вне готовых институций, и в богословии таких мощных триумфов больше не повторялось, далее университетское богословие было слишком специальным. Его можно сопоставить разве с триумфом просветительской «Энциклопедии наук и ремесел» в XVIII веке и нынешним триумфом онлайн-образования. Заметим, что слово «энциклопедия» – греческое, буквально означающее «образование по кругу», или «образование в кругу», и в средние века употреблялось просто как необязательный синоним слова «образование». Скорее всего, слово означало не какой-то отвлеченный круг дисциплин, который надо изучить, но относительную общедоступность этого образования, в отличие от специального юридического, философского или риторического: каждый мог поступить в этот круг и выучить основы наук.

Средневековый комментарий – это не пояснения по ходу дела, а способ работы с текстом, наследующий античным инструментам наблюдения как источнику истины. Комментировать – и означало запомнить и научиться применять, а не просто уяснить для себя что-то непонятное. Во «второй схоластике», связанной с Контрреформацией и деятельностью ордена Иисуса (иезуитов), комментировать Аристотеля значило и быть новым Аристотелем; скажем, португальский мыслитель Педро да Фонсека (1528–1599) за издание сочинений Аристотеля с большим комментарием назывался «португальским Аристотелем». В модернистской и постмодернистской литературе есть романы в форме комментариев или поясняющих размышлений, как «Бледный огонь» (1962) Владимира Набокова, «Пути к раю» (1987) Пьера Корнеля или «Таинственное пламя царицы Лоаны» (2004) Умберто Эко.

Аврелий Августин (354–430) – крупнейший представитель западной патристики. На одной из фресок Беноццо Гоццоли, созданных около 1465 года и посвященных жизни Августина, сказано, что он преподавал риторику в «Карфагенском университете». Конечно, во времена Августина не существовало даже слова «университет»: были риторические школы. Но ошибка живописца не случайна: Августин был недоволен состоянием школ, в которых учат любоваться поверхностью слова и жизни, не проникая в его глубину. Он всю жизнь писал, писал много, спорил сам с собой, пытаясь создать основательное образование для себя. В новое время биографические события жизни Августина стали рассматриваться не как метафоры большого пути, от заблуждений к истине, но как знаки той карьеры, каждый этап которой повлиял на развитие соответствующей науки. Как будто бы Августин, перешедший от риторики к философии, а от философии к теологии, шел не к спасению, а к усилению общественной значимости самих этих наук. Для Августина спасение всё же было важнее.

Августин создал особое понимание истории, представив ее как борьбу эгоизма, выраженного в язычестве, «града земного», и альтруизма, сбывшегося как христианство, «града небесного». При этом в обоих градах в истории меняются способы существования вещей, но не только смыслы, но и сами вещи остаются на месте. Мы привыкли говорить, что люди в истории обычно не меняются, но Августин мыслил гораздо глубже и говорил, что не меняются и вещи, а только совершенствуются. Например, в Ветхом завете был храм, а в Новом завете храмом стал весь мир, тогда был один жертвенник, теперь жертвенником стала вся церковь, был только народ Израиля, а теперь таков весь христианский мир. И в граде земном то же самое: были ссоры, а потом начались войны, те же ссоры, была зависть, а потом началась уже политическая ненависть. Августин тем самым расширяет прежний метод, восходящий к раннехристианскому писателю Оригену, метод «типологии», в котором события до христианства понимались как «типы», «прообразы» христианских идей, так что последние становились реальнее самой реальности. Для Августина важна не типология, а та ситуация, в которой мы все оказались сейчас.

Получалось, что вещи в плену у своего смысла, поэтому они и должны переходить в другое состояние, чтобы привлекать внимание, хотя смысл их остается тем же. Тогда познание оказывается не открытием новых аспектов вещей или новых вещей, но способом отнестись к истине при рассмотрении уже знакомых вещей. В европейской живописи Августина стали изображать с астрономическими приборами, как умеющего рассчитывать высоты разных объектов и тем самым понимать, какое их истинное положение. Что звезды на небе, и так известно, но нужно точно рассчитать, какой час они показывают.