Европейская классическая философия

В-третьих, в Италии возникло влиятельное купечество, которое было недовольно отвлеченной наукой, любило факты, практику и, кроме того, нуждалось в образовании, чтобы обрести чувство собственного достоинства, гордиться не своим происхождением, как аристократы, а своим образованием.

В-четвертых, само устройство городов менялось, в них возникали городские советы, было сложное отношение между гражданской и военной властью, а значит, нужно было развивать риторику и исторические знания, чтобы не допускать новых гражданских войн.

В-пятых, Италия была связана с Византией множеством торговых и интеллектуальных связей, и хотя политические отношения складывались непросто, греки приезжали в Италию и выступали как преподаватели философии. Этих греков как знатоков текстов можно было легко противопоставить старым университетским схоластам, реформировать университеты, заменив старых преподавателей, знающих только свой предмет, на универсальных эрудитов, умеющих нетривиально мыслить и изящно писать и говорить.

В-шестых, реформа монашества, произведенная Франциском Ассизским, привела к реформе искусства, а постоянная смена моды в изобразительном искусстве заставила думать, что и философию тоже можно сделать совсем другой, чем она была раньше.

Слово «гуманизм» изначально значило «занятия человеческими вопросами», в отличие от занятий теологией или физикой. Гуманистами называли тех, кто решает научные вопросы, связанные с историей и современной политикой. Сейчас словом «гуманизм» называют учения о богоподобии человека, о возможности для человека уподобиться Богу или приблизиться к идеалу, соединяя напряженное созерцание и столь же напряженную деятельность.

В античности чтение про себя распространено не было: конечно, профессиональный чиновник или юрист мог пробежать текст глазами, но такое чтение не становилось значительным фактом культуры. Если читался серьезный текст, он читался вслух, и даже если не было аудитории, читатель представлял, как этот текст будет звучать. В средние века чтение про себя распространилось: надо было читать письма, послания, трактаты, те труды, которые заведомо не рассчитаны на публичное исполнение.

Библейский мир знал книгу как то, что изучается с начала и до конца, наподобие того, как лекарство следует пропить целый курс, без упущений. Потому и были возможны образы книги как свитка, который проглатывается, как писание, которое слаще меда. Вероятно, к библейскому почтению книге восходит европейская традиция начинать учиться натощак, потому что «сытое брюхо к учению глухо». Библейское понимание книги было отчасти возобновлено Реформацией и наследующим ей искусством.

Возьмем голландский натюрморт XVII века «суета» (vanitas), посвященный скоротечности всего сущего, где есть раскрытая книга: она вроде бы не должна скоро исчезнуть, нет? Просто вино, хлеб и лимон возбуждают, и эти возбуждения быстро проходят, а книга может разве умерить темперамент, успокоить человека, значит, она может существовать и вечно.

В эпоху Возрождения появляется рассеянное чтение, например чтение в дороге, чтение карманной книги, что мы видим в картине Карпаччо «Дева Мария с книгой» (1510): читать книгу – это просто размышлять. Тем более что в книге на картине Карпаччо есть закладка – книгу можно почитать, отложить, потом к ней вернуться. Как это не похоже на систематическое университетское изучение книг, строка за строкой!

На более ранней картине Витторе Карпаччо, изображающей Августина в его кабинете-мастерской (1502), мы видим, что Августин приступил к написанию книги сразу после литургии: он убрал богослужебные принадлежности в шкаф, не успев его закрыть, а пишет перед другим закрытым шкафом, вероятно, чтобы употребить книги только для сверки написанного, как источник. Августину Карпаччо важнее внутренне освятиться на Евхаристии, а уже потом приступить к письму; преображает его изнутри не опыт письма, а наоборот, письмо лишь пытается передать происходящее с ним преображение.

Такое новое отношение к чтению как к поводу преобразиться здесь и сейчас, причем преобразиться не просто для себя, но став примером для других, говорит о новых возможностях воображения: в античности или средние века при воспитании предпочтение отдавалось наглядным примерам, нравственному примеру учителя или подробным биографиям доблестных людей прошлого, а теперь даже беглое чтение может внушить читателю, одаренному воображением, нравственные нормы. Цицерон понимал культуру как возделывание души речью, тогда как теперь культура – это умение правильно распорядиться библиотекой. Исходя из этого Эразм Роттердамский (1469–1536) написал книгу «Оружие христианского воина», как бы подручный ящик с инструментами, который можно носить с собой и вынимать то один, то другой инструмент по мере необходимости.