Европейская классическая философия

В XIX веке были и опыты чистого идеализма. Так, шведский философ Кристофер Якоб Бострём (1797–1866), учитель королевских детей, рассуждал так. Если Бог находится за пределами времени и пространства, то он не просто не зависит от ограничений времени, пространства и причинности, но прямо отрицает их. Мир возникает одновременно как творение Бога и как отрицание Богом самой категории творения, почему в мире возможны и непредсказуемость, и импровизация, и творчество. Только непредсказуемость – это что-то вроде индивидуального самоволия, а творчество – как подражание сотворению мира и одновременно отрицание творения (творческий человек всегда себя переписывает, всегда сам с собой спорит) – это что-то вроде парламента, где бесконечно все спорят, но приходят время от времени к положительным решениям. А импровизация тогда – это деятельность монарха, который действует часто загадочным образом для подданных, но при этом обеспечивает благополучие государства. В идеальном государстве, по Бострёму, должны быть поэтому предприниматели, действующие по своей воле и непредсказуемо, монарх, умеющий импровизировать и принимать парадоксальные, но тем более полезные решения, и парламент, который в спорах вырабатывает правила для искусства управления и потому более всего способствует благоустройству страны.

А чистым материалистом XIX века был, например, Людвиг Бюхнер (1824–1899). Согласно Бюхнеру, материя неуничтожима, так как мы никогда не найдем ресурса, который позволил бы нам уничтожить материю. Так как мы и не хотим уничтожать материю и ввергать мир в хаос, то материя сама себя организует, заставляя нас принимать ее, как есть. Следовательно, рассуждал Бюхнер, материя быстрее организует себя, сделает себя чистой и аккуратной, чем мы успеем на это отреагировать. Наши психические реакции оказываются только побочным эффектом вечного существования материи. Несколько иначе рассуждал о первичности материи Людвиг Андреас Фейербах (1804–1872), мыслитель, повлиявший на Карла Маркса. Фейербах считал, что чувственность нельзя принижать, она вполне способна охватить весь мир, человек вполне способен почувствовать всё мироздание. Но согласно Фейербаху, это только подтверждает правоту материализма, потому что если мы «принимаем» что-либо, то признаем, что принимаемое нами предшествует нашему принятию. Религия, думал Фейербах, основана на том, что человек смешивает принятие материи со своим действием принятия, которое всегда включает в себя благодарность, и в результате придумывает бога, которого хочет благодарить.

Были и мыслители одновременно идеалисты и материалисты, прежде всего Артур Шопенгауэр (1788–1860). Шопенгауэр, считавший себя наследником Канта и противником Гегеля, говорил, что мир существует только тогда, когда он видим, когда он стал представлением, потому что отсутствие бытия представлением тождественно отсутствию бытия. Непредставленное бытие – это не состоявшееся, не состоятельное. Вроде бы Шопенгауэр идеалист, ставящий всё существование мира в зависимость от идеи, представления, некоего чувственного образа, который при этом, чтобы состояться как мир, должен состояться как идеальный и безупречный. Но сама эта видимость понимается материалистически, как такое состояние материи, при котором эта видимость становится возможна. Шопенгауэр доказывает, что за таким представлением стоит воля как единственная субстанция, достаточная для обоснования всего происходящего, и воля опять же понимается идеалистически, как чистая самореализация вне материи, но и материалистически, как не существующая вне свойств материи, таких как всеобщая связность вещей и состояний причинностными связями.

Глава 7 От Просвещения к романтизму

Как Просвещение стало философским движением

Просвещение восходит к тому повороту в отношении к чувству и ощущению, который произошел еще в картезианстве. Скажем, Готхольд Эфраим Лессинг (1729–1781), который видел причиной сдавленного крика Лаокоона (знаменитая античная статуя) не мужественный стоицизм, как это увидел бы классицист, апеллирующий к наглядности «трёх единств», представляющих зрителю всю государственную доблесть героя, готовность погибнуть, а необходимость отразить не случайный момент жизни героев, а идею человека в ее чувственной конкретности, был идеологом Просвещения.