Европейская мозаика

Память занимала исключительно важное место в античной и средневековой философии. По традиции, идущей от Платона, познание есть, собственно, не что иное, как воспоминание, извлечение посредством разума из глубины души предвечных образов и идей, заложенных в нас изначально. Чуть позднее сложился и соответствующий метод познания, получивший название мнемоники, «искусства памяти» или метода размещения. Суть его была в том, чтобы разбить познаваемый объект на систему «мест», соответствующую его внутренней структуре, и запечатлеть эти «места» в памяти познающего субъекта (философа, мага, мудреца) в виде неких архетипов. Мнемоникой с успехом пользовались римские ораторы, запоминавшие приготовленную речь по следующей методике. Вначале, для того чтобы образовать ряд «мест» в памяти, следовало припомнить или представить как можно более просторное здание, его передний двор и жилые комнаты, их внутреннее убранство — статуи, орнаменты, мебель и проч. Затем речь разбивалась на образы, которые мысленно размещались в различных местах воображаемого здания. Когда это было сделано, оратору во время произнесения речи оставалось только «обойти» эти места, соблюдая очерёдность, и забрать из каждого то, что там хранится.

Известно, что Метродор из Скепсиса, поражавший современников необыкновенной памятью, основой своей мнемонической системы сделал знаки зодиака, разделённые на 360 мест. С тех пор мнемоника постепенно превратилась в инструмент тайного, астрологического знания, пополнив перечень герметических искусств.

Не удивительно поэтому, что христианские богословы долгое время с опаской относились к мнемоническим техникам. Альберт Великий и Фома Аквинский постарались тщательно очистить «искусство памяти» от оккультно-магических образов, превратив его в рациональную технику запоминания, полезную в умеренных дозах. Однако полностью совлечь магическую мантию с мнемоники не удалось. В эпоху Возрождения она вошла в моду у неоплатоников и приверженцев герметизма, для которых образцом системы «мест» служило устройство космоса. Так «искусство памяти» превратилось в универсальный метод познания вселенной.

Самой грандиозной попыткой создания всеохватывающей мнемонической системы был «деревянный театр» Джулио Камилло, вмещавший в себе, по уверению его творца, всю сумму человеческих знаний. Информация, идеи и понятия были преобразованы в образы, и «размещены» (нарисованы) в определённом порядке вокруг сцены, на которой могли находиться одновременно два человека — учитель и ученик. «Места» в партере были отведены под наиболее важные образы, выше, в соответствии с удешевлением театральных мест, располагались менее значимые символы.

Бруно познакомился с классическим «искусством памяти» во время своего пребывания в монастыре, по работам Фомы Аквинского (доминиканцы активно использовали мнемонику для запоминания библейских текстов, проповедей, молитв, классификации грехов и т. д.). Но ещё более значительное влияние на него оказала другая мнемоническая техника — так называемое «луллиево искусство» (по имени средневекового испанского богослова Раймунда Луллия), которое радикально отличалось от классического «искусства памяти». Луллий привнёс в мнемонику движение, занявшись исследованием связей, комбинаций идей и понятий; причём последние обозначались у него не образами и символами, а буквами, что придало луллизму абстрактно-научный, почти алгебраический характер. Он предлагал постигнуть движение идей во всём многообразии их сочетаний при помощи изобретенной им «логической машины» — своеобразного прообраза ЭВМ. Изготовить её с одинаковым успехом можно было из металла, дерева или бумаги. Этот логический механизм состоял из нескольких вращающихся концентрических кругов или колец, поделённых на сектора («камеры»). Внутри каждой из «камер» были начертаны основные понятия или категории, обнимавшие в совокупности своей всю область возможного знания — от главных атрибутов божества до права и медицины. Все «камеры» соединялись между собой с помощью хорд и диагоналей. Двигая круги один относительно другого, Луллий совмещал понятия, обозначенные в «камерах», получая соответствующие комбинации, которые, по его мнению, отражали реальные закономерности, существующие между этими понятиями.