Европейские поэты Возрождения

Обитель бросив на день целый —
Пускай себе брюзжит приор, —
Скакать в Париж как угорелый, —
Тут брат Любен на дело скор;
Но жить страстям наперекор
И, как Писание велело,
Не устремлять к соблазну взор, —
Тут брат Любен не скор на дело.

Содрать у человека смело,

Коль тот, бедняга, не хитер,
Последнюю рубаху с тела, —
Тут брат Любен на дело скор;
Но устыдиться клички «вор»
И в пользу жертвы оскуделой
Отдать хоть часть того, что спер, —
Тут брат Любен не скор на дело.

Искусней сводни закоснелой

Внушать, что блуд не есть позор,
Девице юной и незрелой, —
Тут брат Любен на дело скор;
Громит он пьянство с давних пор,
Но пусть, коль жажда одолела,
Пьет воду пес его Трезор, —
Тут брат Любен не скор на дело.

Посылка

Посеять зло, разжечь раздор —
Тут брат Любен на дело скор;
Но ближнему помочь умело —
Тут брат Любен не скор на дело.

Против той, кто была подругой поэта [183] Перевод Ю. Корнеева

Когда я в пост, повздорив с милой,
Ревнивый бросил ей упрек,
Со зла красавица решила,
Что дать мне следует урок,
И вот она, не чуя ног,
Спешит с доносом на того,
Кто за нее костьми бы лег:
«Он сало ел. Хватай его!»

Так эта весть святош взбесила,

Что через самый краткий срок
Явились стражники-верзилы
Меня упрятать под замок,
И толстый их сержант изрек
С порога дома моего:
«Вот он, Клеман, убей нас бог!
Он сало ел. Хватай его!»

Хоть всякое со мною было,

Такого все ж я ждать не мог!
В тюрьму злодейка посадила
Меня за сущий пустячок,
Хоть не пойму, какой ей прок
Лишаться друга своего,
Властям духовным дав намек:
«Он сало ел. Хватай его!»

Посылка

Принц, только та, чей нрав жесток,
В чьем сердце злость и ханжество,
Шепнуть способна под шумок:
«Он сало ел. Хватай его!»

Совершенное рондо Друзьям после освобождения Перевод Ю. Корнеева

На воле я, друзья, гуляю снова,
А все-таки томился под замком.
Ну, до чего ж судьба ко мне сурова!
Но благ господь. Сменилось зло добром.

Меня в Нуэ, узилище сыром,

Завистники сгноить давали слово,
Но не смогли поставить на своем.
На воле я, друзья, гуляю снова.

Рим на меня косился, строил ковы,

Хоть не бывал я в обществе дурном
И не содеял ничего плохого,
А все-таки томился под замком.

Как только стала та моим врагом,

Кто мне дороже бытия земного,
В тюрьму Сен-При[184] я брошен был тайком.
Ну, до чего ж судьба ко мне сурова!

В Париже долго я влачил оковы,

А в Шартре был до этого знаком
С темницею, где света нет дневного.
Но бог велик: сменилось зло добром.

Друзья, похлопотали вы о том,

Чтоб отпустили узника больного,
И ныне извещаю вас письмом,
Что вновь гуляю, бодрый и здоровый,
На воле я.