– Жаль, что здесь нет Беатриче, она бы что-нибудь приложила к этому синяку, – сказала она Диане.
– К какому синяку? – спросила Диана, набивая рот омлетом.
– Ты что же, не умывалась? – сказала Мэри. – Если бы умывалась, то увидела бы, что твое лицо выглядит так, как будто Жюстина его красками расписала.
– Вообще-то это гораздо больше похоже на работы месье Моне, – с улыбкой сказала Жюстина. – Он пишет в такой сине-зелено-фиолетовой гамме, в этом есть что-то импрессионистское…
Жюстина шутит! Случалось ли ей шутить когда-нибудь раньше? Мэри подумала и решила, что нет.
Жюстина: – Я умею шутить! Я шучу чаще, чем ты думаешь.
Диана: – Да, только, чтобы твои шутки понять, нужно сначала прочитать всего Канта и Легеля! Вот поэтому мы никогда над ними и не смеемся. Откуда нам знать, что ты пошутила. А если шутку никто не понимает, это уже не шутка.
Жюстина: – Гегеля, ты хочешь сказать? Фридриха Гегеля?
Диана: – Легеля, Негеля, Тегеля… Какая разница?
– Я хочу на это посмотреть! – сказала Диана. Она вскочила на ноги и, поскольку зеркала в столовой не было, стала разглядывать свое отражение в серебряной крышке блюда. – Потрясающе! И совсем не болит. Наверное, кто-то из этих ублюдков, черт бы их подрал, врезал мне кулаком.
– Я дам тебе кольдкрем, смажешь, – сказала Ирен, входя в комнату. – Ваш багаж уже уложен и ждет у двери. Мэри, Грета почистила одежду, которую вы оставили в ванной комнате, и уложила в ваш чемодан.
– Спасибо, – сказала Мэри. Грета, кажется, обо всем успевает позаботиться.
– Там же стоит корзинка с едой, хотя на всю дорогу вам ее не хватит. Вы уезжаете через полчаса – я хочу, чтобы к рассвету вы были уже далеко от Вены. Следующую ночь, и потом еще одну, вы проведете в придорожных гостиницах. На третий день, если ничего не случится и если дороги действительно так хороши, как уверяет герр Ференц (она произнесла «Ферец»), вы будете в Будапеште. Миклош Ференц – ваш кучер. Герман не знает его лично, но его рекомендовал ему друг, который служит в Бельведерских конюшнях, и Георг говорит, что на него, кажется, можно положиться. Он венгр и знает все дороги, знает, где можно остановиться и сменить лошадей… Пока вы спали, я отправила телеграмму мисс Мюррей и написала, когда вас ожидать. И миссис Пул тоже отправила телеграмму, чтобы она не волновалась.
– Это ведь не опасно, правда? – спросила Мэри. – Телеграмму ведь нельзя перехватить?
– Все можно перехватить, – сказала Ирен. – И телеграмму, и письмо… но я приняла все необходимые меры предосторожности. Ту, первую телеграмму миссис Пул я отправляла через американское посольство – ее передал один из наших лондонских атташе. И в этот раз я сделала то же самое. Думаю, это самый безопасный способ. Кстати, я говорила с Зигмундом – он просил передать вам пожелания счастливого пути и надеется еще когда-нибудь встретиться с вами. С вами обеими. Сказал, что вы интересные – впрочем, он выразился иначе: «уникальные» – личности с точки зрения психологии.
– А можно добавки? – спросила Диана. – Я еще не наелась.
– Если поторопишься, – сказала Ирен. – Люсинда, вы уверены, что ничего не хотите?
Люсинда подняла на нее затравленные глаза и покачала головой.
Ирен подошла к ней и положила ей руку на плечо.
– Обещаю, что ваша матушка будет похоронена в освященной земле, со всеми религиозными обрядами. Вы хотите взглянуть на нее в последний раз, проститься?
Люсинда кивнула.
– Тогда идемте. Дилижанс скоро будет здесь.
Ирен протянула руку. Люсинда взяла ее и послушно вышла из комнаты вслед за Ирен.
– Веселенькая же у нас с ней будет поездка, – сказала Диана.
– У тебя ни капли сострадания нет? – сказала Мэри. – Она только что потеряла мать.
– Как будто я без тебя не знаю, – ответила Диана. – Я сама потеряла мать, помнишь? И ты тоже. И Жюстина.
– Тем более следует проявить доброту и сочувствие, – сказала Жюстина. На лице у нее читался упрек – мягкий, но упрек. Мэри даже не знала, видела ли она когда-нибудь раньше упрек на лице Жюстины.
Диана бросила на нее сердитый взгляд, но ничего не ответила. Она запихала в рот оставшуюся на тарелке картошку и стала жевать нарочно с открытым ртом, словно напрашивалась на выговор. Мэри вздохнула. Три дня трястись в дилижансе по сельским дорогам Австро-Венгрии! Это будет долгий путь – и не только из-за Люсинды Ван Хельсинг.
Через несколько минут в дверях возникла Грета.
– Дилижанс прибыл, – сказала она.
– Спасибо, – сказала Мэри. – И за все тебе спасибо, Грета. Надеюсь, мы скоро увидимся.
Грета улыбнулась им:
– Я тоже надеюсь. Из вас всех вышли бы воровки и шпионки хоть куда.