Европейское путешествие леди-монстров

Кэтрин: – Да, но как по-твоему, нашим английским читателям это слово о чем-нибудь говорит? Или американским? Я надеюсь продать сколько-то экземпляров и в Америке, если Collier & Son не подведут, а в Америке никаких шлоссов нет – одни вигвамы да универсальные магазины.

Беатриче: – Истребление коренных жителей – позорная страница американской истории. Кларенс говорит…

Кэтрин: – Бога ради, как мы продадим книгу американским читателям, если ты будешь разглагольствовать об истреблении коренных американцев? Кто захочет об этом читать?

Беатриче: – Вот тех, кто не хочет читать об этом, как раз и нужно просвещать, Кэтрин. Да, это история о наших приключениях, но мы не должны бояться касаться болезненных вопросов разных времен. В конце концов, литература должна не только развлекать, но и воспитывать.

Диана: – Вы перескакиваете со шлоссов на вигвамы, с вигвамов на политику, а у меня, говорите, ветер в голове?

Замок и впрямь был недурен, как выразилась Диана. Предвечерний свет сверкал в окнах и скользил теплыми лучами по каменным стенам, кое-где покрытым клематисом и вьющимися розами. Вокруг был разбит сад в английском естественном стиле, центром которого был могучий, величавого вида дуб. За садом сразу начинался темный сосновый лес, однако это не придавало замку мрачного вида – напротив, он был похож на драгоценный камень в коробке, отделанной темно-зеленым бархатом.

Большая двойная дверь отворилась – за ней стояла, по всей видимости, экономка: в самом респектабельном черном платье, белом чепчике и белом фартуке – в точности так же одевалась миссис Пул. Как только она открыла дверь, во двор выскочили два огромных белых пса и стали носиться кругами вокруг Кармиллы, заливаясь радостным лаем. Мэри поспешно отступила назад, за спины Жюстины и Дианы. Она не привыкла к собакам. Как они скачут вокруг, как страшно гавкают и подвывают! И Диана уже тут как тут: едва завидев собак, она тут же бросилась к ним навстречу. Мэри заволновалась – не укусят ли?

Но волноваться следовало не за Диану. Едва Мэри вошла через парадную дверь в прихожую – красивую, оклеенную обоями с ивовым узором, обставленную мебелью, так и сверкающей после недавней полировки, – как Жюстина вдруг опустилась на колени и завалилась набок на ковер.

Мэри ахнула и склонилась над Жюстиной, тут же забыв про чудовищных собак. Великанша опять упала в обморок!

– Что с ней, ей нехорошо? – спросила Лаура, склоняясь над Жюстиной с другой стороны. – Глупый вопрос. Было бы хорошо, она бы не лежала на полу. Может быть, она ранена, а нам не сказала?

– Нет, не думаю, – сказала Мэри, расстегивая на Жюстине ворот. – Ран не видно, крови нигде нет. – И уж конечно, Жюстина сказала бы, если бы ее ранили. Она девушка рассудительная и не стала бы скрывать такие вещи. – С Жюстиной такое бывает время от времени, после больших эмоциональных потрясений. Во время – никогда, только после. Может быть, перенесем ее куда-нибудь на диван, пусть полежит, пока ей не станет лучше?

– Я ее отнесу, – сказала Кармилла: она только что вошла. Она сняла жакет и отдала его экономке, стоявшей с встревоженным видом над Лаурой.

Экономка что-то сказала Кармилле, та ответила – Мэри разобрала только знакомые слова: sal volatile[103]. Экономка кивнула и пошла исполнять поручение.

Кармилла склонилась над Жюстиной и подхватила ее одной рукой под шею. Осторожно приподняла плечи и просунула другую руку под колени.

– Миссис Мадар сейчас принесет мою аптечку. Я уже велела Магде устроить Люсинду в зеленой спальне. Прошу прощения, Мэри…

Мэри встала и отступила в сторону. С той же легкостью, с какой несла на руках Люсинду, Кармилла подняла Жюстину – правда, ноги у той свисали так неловко, что она была похожа на огромную тряпичную куклу. Мэри прошла вслед за Кармиллой по коридору в гостиную – очаровательную гостиную с красивой старинной мебелью, идеально отполированной и слегка обшарпанной – ровно настолько, чтобы это выглядело даже симпатично. Тут были полки с книгами и много света из окон, на которых висели занавески из ноттингемского тюля. Кармилла положила Жюстину на большой диван, обтянутый туалью.