– Я родилась в 1680 году, – начала Кармилла, – в знатной семье. Кто же в этих краях не слышал о Карнштейнах? Мой отец, граф Карман Карнштейн, был не слишком богат золотом, зато богат землями и состоял в советниках самого эрцгерцога Леопольда. Это было время бесконечных войн – главным образом с турками, но и с французами тоже. Католики воевали с протестантами, крестьяне с помещиками. Мы с сестрой Милларкой были далеки от этого. Мы были близнецами, родились в один день и в один час, – и в тот же час умерла наша мать. Она была венгеркой из знатного рода Секели, из Трансильвании. Последнее, что она сделала в жизни, – дала нам имена: Милларка и Миркалла – Мила и Мира, как нас часто называли. В те дни существовал обычай давать близнецам имена-анаграммы, чтобы запутать дьявола, если он вдруг задумает украсть кого-то из них, – такие суеверия были широко распространены. Нас растили то и дело сменяющиеся няньки, а потом гувернантки, большей частью без хозяйского надзора: отец вечно был то при дворе в Граце, то на войне с турками. Нам всегда говорили, что мы красавицы, и ожидалось, что мы сделаем блестящие партии, может быть, даже породнимся с самим эрцгерцогом. Милу такая перспектива вполне устраивала – она была старше меня на четверть часа и, следовательно, считалась наследницей Карнштейна. К тому же она была и красивее, и послушнее – ей легче было смириться с тем, что представляла собой в те времена жизнь женщины. Она и вышивала шелками, и пела, как соловей, аккомпанируя себя на лютне, и танцевала, словно березка на ветру. А еще она была добрая, гораздо добрее меня. Именно она взяла на себя обязанности хозяйки замка – раздавала милостыню и лекарства беднякам, которых тогда было множество. А вот готовила эти лекарства я. Я очень рано стала зачитываться книгами из отцовской библиотеки – у него там были и De Materia Medica[104]
Диоскорида, и De Humani Corporis Fabrica[105] Андреаса Везалия, и даже De Motu Cordis[106] Гарвея, где описывалась работа кровообращения. Пока Мила музицировала или шила церковные облачения, я скакала на коне по лесам и полям в сопровождении свиты – из соображений безопасности и приличия дочери Карнштейна не подобало ездить одной. С нас писали портреты, чтобы показывать предполагаемым женихам – мой вы видели. Мне он никогда не нравился, а вот портрет Милы висит у меня в кабинете, над письменным столом. Почти двести лет прошло, а я все еще тоскую по ней.– Выходит, та могила на церковном кладбище – это могила вашей сестры? – спросила Мэри. Теперь стало понятным то, что она приняла за ошибку.
– Увы, да, – ответила Кармилла. – Если бы нам сегодня не пришлось уезжать в такой спешке, я бы принесла ей цветы. – Она опустила взгляд на свои руки и обхватила ими колени. Стала рассказывать дальше, но Мэри видела, что глаза у нее блестят от непролитых слез. – Однажды отец прислал нам свое распоряжение: Мила должна была выйти замуж. Это была блестящая партия – племянник самого эрцгерцога. Посланник отца привез с собой портрет красивого молодого аристократа, барона Стефана Александра Маттиаса Ворденберга. Мила была обрадована, хотя и несколько тревожилась. Вскоре прибыл и сам аристократ. Он действительно оказался красавцем, у него были ярко-голубые глаза. Мне они казались такими искренними!
Мэри: – Нельзя доверять мужчинам с ярко-голубыми глазами. Это правило нужно включить во все руководства для благородных девиц, сразу после главы о том, как правильно садиться в экипаж и выходить из него.
Беатриче: – А что ты скажешь о глазах мистера Холмса?
Мэри: – Вот уж у кого они никак не ярко-голубые! Они у него меняют цвет, в зависимости от погоды.
– Было очевидно, что сестра влюблена в него, – продолжала Кармилла. – Но однажды вечером, после того, как мы отпраздновали помолвку, он попросил меня проводить его до часовни. Сказал, что хочет со мной поговорить. «О чем?» – спросила я. Мы шли через кладбище. Я никогда не боялась там ходить – разве это не священная земля? Разве те, кто зарыт в этих могилах, не будут покоиться с миром до Судного дня, пока не воскреснут и не попадут в рай, к нашему небесному отцу? Во всяком случае, так меня учили.
Он ничего не ответил, и я взглянула на него, пытаясь догадаться, для чего он привел меня сюда. Я была хоть и молода, но не столь наивна, и понимала, что, обручившись с одной из дочерей хозяина замка, он может искать удовольствий иного рода с другой. Ну, от меня он этого не дождется.