Европейское путешествие леди-монстров

– Я должна была еще тогда догадаться, – сказала Мина. – Какая же я была глупая! Казалось, все шло как обычно. Джонатан был в отъезде, Люси готовилась к своей свадьбе, а я к своей. Свадьба Люси должна была стать грандиозным событием – кажется, половина лондонского света была приглашена. Я до сих пор помню ее платье – кружева Каррикмакрос по белому шелку (семья Вестенра вела свое происхождение из этой части Ирландии). Ужасно непрактично – куда бы она его потом надела? Но все светские барышни выходили замуж в белом, как сама королева. Мое платье из коричневого шелка было куда скромнее и отлично годилось для медового месяца, который мы собирались провести в Корнуолле. У меня было много дел в преддверии свадьбы Люси – нужно было разослать приглашения, помочь ей выбрать цветы и музыку, примирить между собой всех шестерых подружек невесты – каждой хотелось платье такого фасона, какой больше всего идет именно ей. И еще, конечно, ее мать – леди Вестенра была женщиной импульсивной, непрактичной. Она любила дочь, но находилась всецело под влиянием Ван Хельсинга. Ее муж верил ему, и она тоже верила – к сожалению. Доктор Фарадей предупреждал меня о Ван Хельсинге, но в то время мы почти ничего не знали о его деятельности, помимо опубликованных работ – а они, насколько нам было известно, были относительно ортодоксальны и посвящены непредсказуемости результатов переливания крови в медицинских целях. Почему иногда это помогает, а иногда нет? Ван Хельсинг считал, что у крови могут быть какие-то не обнаруженные доселе свойства… Если бы я только знала, чего он пытается добиться на самом деле! Тогда, может быть, я сумела бы предотвратить несчастье.

Джонатан вернулся, и мы сыграли скромную свадьбу. Люси была единственной подружкой невесты. Я передала свой последний отчет доктору Фарадею, который пытался убедить меня продолжать следить за развитием событий. Но я отказалась. Я хотела быть женой, а когда-нибудь и матерью. Пусть теперь кто-нибудь другой шпионит для него. В ту ночь леди Вестенра устроила для нас небольшой званый вечер – только Холмвуд, Сьюард, Моррис, Ван Хельсинг и его друг, недавно приехавший в Англию, – граф Дракула.

– Тогда я впервые увидел вас, – сказал граф.

– Вы весь вечер смотрели на меня и хмурились, – сказала Мина. – Я помню, как несколько раз поднимала глаза – я сидела рядом с мистером Моррисом, а тот все рассказывал о своей охоте в Бразилии. Мне было скучно слушать о его подвигах, о том, сколько животных он застрелил на берегах Амазонки – обезьян, пум, змей. И всякий раз, как я поднимала глаза, вы смотрели на меня из-под этих темных бровей с самым очевидным неодобрением!

– А я и не одобрял! – заявил граф. – Такая красивая, умная женщина – и вдруг вышла замуж за Харкера, которого я для себя уже отнес к категории безобидных идиотов! О, разумеется, он был джентльменом – мог довольно гладко рассуждать о юридических вопросах или о том, что вычитал в Punch. Он недурно проинформировал меня о британской политике и обычаях по пути из Трансильвании в Лондон. Но уже через год-другой он бы вам наскучил. Вы разглядели бы его узколобость, провинциальность. К тому же я уже решил, что мы с вами предназначены друг другу самой судьбой. Ваш брак с ним был досадной, но, как я надеялся, временной помехой.

– Самой судьбой! – Мина рассмеялась так, словно пыталась, но не смогла удержаться. – Вот он, романтический венгр! И самонадеянный граф, привыкший без колебаний брать себе все, что пожелает. А вам не казалось, что и моего мнения стоило бы спросить?

Он мягко ответил:

– Я считал, что, поскольку мы предназначены друг другу судьбой, вы тоже признаете это рано или поздно. Вы придете ко мне, когда будете готовы, не раньше. Мне оставалось только ждать. К тому же в то время у меня были и другие заботы. Ван Хельсинг проводил анализы моей крови. Вскоре он намеревался начать переливать ее Люси. Она уверяла, что идет на это по доброй воле, но она была так молода, и мне было совершенно очевидно, что это решение принято под влиянием жениха. Ее мать, которая могла бы отговорить ее от этой затеи, не знала, чем мы занимаемся. Леди Вестенра не вникала в детали исследований Ван Хельсинга – она просто хотела продолжить дело мужа, и Ван Хельсинг к тому же намеренно многое от нее скрывал. У нее было больное сердце – он сказал, что наши методы могут стать слишком большим потрясением для нее, даже если наши цели не вызывают у нее возражений.

– И что же это были за методы? – спросила Жюстина. В ее голосе опять слышался гнев, и вместе с ним глубочайшее отвращение. Это было так непривычно, что от изумления Мэри невольно забыла о своем собственном чувстве утраты, о том, что она, оказывается, все детство прожила в полном неведении. Только недавно ей пришлось выслушать признание отца, а теперь вот – Мины. Неужели всё было совсем не тем, чем казалось? Она вся как-то странно онемела – так бывает при слишком глубоких ранах. Человек не чувствует их, потому что нервные окончания расположены ближе к поверхности кожи. Поверхностная рана болит сильнее, чем глубокая.