– Спасибо, – сказала Кэтрин, пожимая ей руку. В цирке любая откровенность, любое признание считалось подарком.
– Слушай, кошка… – проговорил Саша со своим резким акцентом, все еще держась поодаль. От него опять пахло этими чертовыми папиросами.
Кэтрин подошла и крепко стукнула его кулаком по руке.
– О чем ты думал? Какой же ты друг, если так меня продаешь? – Она стукнула его еще раз, словно в подтверждение своих слов.
Саша попятился обратно в музыкальную комнату, потирая ушибленное место.
– Да дай ты объяснить…
Кларенс, все еще стоявший в коридоре, сказал Жюстине:
– Мы утром приехали. Знаешь, Лоренцо не отказался бы от великанши, если ты надумаешь вернуться к старой работе. И Атлас будет ужасно рад тебя видеть, хоть он и постеснялся пойти с нами – вдруг ему тут не обрадуются.
– Вот уж глупо, – сказала Жюстина. – Я была бы счастлива его повидать, Кларенс. Это правда.
К тому времени, как Мэри с Беатриче вернулись из Академии наук, цирковые артисты уже смеялись и разговаривали, жуя яблочные штрудели и какие-то булочки в форме рога, с маком и изюмом, под названием «кифли», которые Кати принесла вместе с кофе. Кларенс с Кэтрин рассказывали о былых днях в «Волшебном цирке чудес Лоренцо», Жюстина, как всегда, внимательно слушала, а Зора расспрашивала обо всем, что с ними было, когда цирк переживал лучшие времена и разъезжал с гастролями по всей стране. Диана, возникшая будто из ниоткуда сразу же, как только принесли еду, сидела на полу и расспрашивала Сашу о том, каково быть человеком-собакой. Саша терпеливо объяснял, что он, в сущности, обыкновенный человек, только немножко волосатый.
Когда вошла Беатриче, Кларенс поднялся ей навстречу. Она вежливо протянула руку в перчатке. Кларенс с разочарованным видом пожал ее и отпустил с видимой неохотой. Кэтрин представила Мэри, еще незнакомую с артистами цирка.
– Очень рада познакомиться со всеми вами, – сказала она, опускаясь в кресло. Кофе, вот что ей нужно. День был длинный.
– Беатриче, можно с тобой поговорить? – тихо спросил Кларенс.
– Конечно, – сказала Беатриче с улыбкой – как она надеялась, дружелюбной. – Я всегда рада поговорить.
Он нахмурился.
– Я имею в виду – наедине.
Она поглядела на него и сказала:
– Выйдем в коридор?
– Хорошо.
Он вышел вслед за ней в коридор, где стояли столики с позолотой и мятые доспехи, а на стенах висели мрачного вида портреты. Беатриче встала у окна. Солнечный свет проникал сквозь тонкие парчовые шторы. Ей было грустно и неловко. Большую часть дня она провела с Мэри в подвале Академии наук, где они пытались отобрать среди груды документов нужные. В старом выпуске журнала Société des Alchimistes, выходившего на английском, французском и немецком языках, она нашла статью доктора Джакомо Раппаччини, где он описал, как сделать лабораторную крысу невосприимчивой к ядам в результате многократного воздействия некоторых растительных алкалоидов. На момент публикации ему было всего двадцать четыре года.
– Беа, я сейчас скажу то, что должен сказать. – Кларенс глядел на нее с нежностью, но и с некоторой тревогой. – Ты мне очень дорога – даже более того. Я люблю тебя все сильнее. Ты красивая, умная, милосердная…
– Ядовитая.
– …женщина. Ну да, и это тоже.
– И это главное. Насколько я знаю, с этим ничего нельзя поделать. Я обошла всех докторов в Европе. Никто из них не нашел лекарства. Сегодня утром я читала отцовские записи – там подробно расписана вся процедура, с помощью которой он потом сделал меня ядовитой для других. Я настолько пропитана этим ядом, что избавиться от него смогу только со своей смертью. – Беатриче выглянула через окно во двор. Там начинался дождь. Она договорила со всей возможной прямотой, потому что иначе было нельзя: – Ты никогда не сможешь поцеловать меня или обнять дольше чем на несколько секунд. Между нами никогда не будет настоящей близости. Какие бы чувства мы ни питали, между нами не может быть ничего, кроме дружбы.
– Мы, – повторил он. – Значит, и ты тоже.
Она не могла ему лгать.
– Да, и потому-то это так больно, что я и сказать не могу. Прошу тебя, Кларенс, не делай мне еще больнее.
– Милая, если ты меня любишь, для нас нет ничего невозможного. Ведь Джованни же привык со временем к твоему яду? Может быть, и я постепенно к нему приспособлюсь – когда-нибудь, со временем.
Она подняла на него изумленный взгляд.
– Но ты же тогда сам станешь ядовитым, как я! Ты не сможешь больше прикасаться к людям, не сможешь сидеть с ними и разговаривать так, как сейчас.
Он протянул руку и погладил ее по голове, но это было короткое прикосновение – волосы у нее тоже были ядовитыми.
– Если мы будем вместе, я готов заплатить такую цену.
Она глядела на него с выражением ужаса на лице. История Джованни повторялась снова.