– Нет, не прежние. Ему нужно выудить из меня – поскольку я уже бывал ему полезен, – нельзя ли что-нибудь сделать? On a souvent besoin d’un plus petit que soi[129]
. Ты пока ни гугу, и мы еще не такое увидим.С этим она была согласна; только от манеры, в которой он свою мысль выразил, на нее, видимо, повеяло холодом.
– Надеюсь, – сказала она, – ты, по крайней мере, будешь вести себя с ним пристойно.
– Предоставлю судить тебе. Сделать ведь ничего нельзя – время безвозвратно упущено. Я, конечно, не стану его обманывать, разве, пожалуй, чуть-чуть развлекусь на его счет.
Скрипки еще звучали, и Мод, немного помедлив, шепнула:
– Все-таки ты им кормился. То есть ты ими кормишься – им и ему подобными.
– Совершенно верно… а потому терпеть их не могу.
Она снова помедлила:
– Знаешь, не надо бросаться хлебом своим насущным, да еще с маслом.
Он вперил в нее взгляд, будто словил на намеренном и малоприятном, мягко говоря, назидательстве:
– Вот уж чего я ни в каких обстоятельствах не делаю. Но если хлеб наш насущный – пробивать дорогу всем и каждому, то в наших же интересах не давать им вертеть собой. Не им толкать меня туда-сюда, сегодня так, завтра этак. Попался – сам пусть и выкручивается. А для меня удовольствие – смотреть, сумеет ли.
– А не в том, чтобы ему, бедняге, помочь?
Но Байт был совершенно непреклонен:
– Черта лысого ему поможешь. Он с первого своего младенческого писка признает лишь один вид помощи: чтобы о нем эффектно – словцо-то какое, пропади оно пропадом – сообщали публике, а другая помощь ему ни к чему. Так что прикажешь делать теперь, когда нужно все это, напротив, прекратить, когда нужен особого рода эффект – вроде люка в пантомиме, куда наш голубчик исчезнет, когда потребуется. Сообщить, что он не хочет, чтобы о нем сообщали, – не надо, не надо, пожалуйста, не надо? Ты представляешь себе, как великолепно это будет выглядеть в наших газетах? А в заголовках американских газет? Нет, пусть умрет так, как жил, – Газетным Кумиром на Час.
– Ах, – вздохнула она, – все это безобразно. – И без всякого перехода: – Что же, по-твоему, с ним случилось?
– Что, собственно, ты хочешь знать? Какие безобразные подробности тебя интересуют?
– Я только хотела бы знать: по-твоему, он и впрямь попал в большую беду?
Молодой человек задумался:
– Вряд ли все сразу у него пошло прахом – нет. Пожалуй, дама, на которой он собрался жениться, к нему переменилась – не более того.
– Как? Я думала – при той куче детей, вокруг которых столько шума, – он уже познал брачные узы.
– Естественно, иначе как бы он мог устроить такой бум вокруг болезни, смерти и похорон этой бедной леди, своей жены. Разве ты не помнишь? Два года назад. «Как нам дали понять, сэр А. Б. В. Бидел-Маффет, кавалер ордена Бани, член парламента, настоятельно просит не посылать цветы на гроб его покойной супруги, досточтимой леди Бидел-Маффет». И тут же, на следующий день: «Мы уполномочены заявить, что повсеместно господствующее мнение, будто сэр А. Б. В. Бидел-Маффет возражает против возложения цветов во время погребального обряда при захоронении его покойной супруги, досточтимой леди Бидел-Маффет, зиждется на неверном истолковании личных взглядов сэра Бидел-Маффета. Многочисленные и разнообразные цветы и венки, доставленные на Куинз-Гейт-Гарденс, явились неоценимым источником удовлетворения, насколько это возможно в его обстоятельствах, для убитого горем джентльмена». И новый виток на следующей неделе: несколько неизбежных строк под соответствующим заголовком – замечания убитого горем джентльмена на тему о цветах на похоронах как обычае и прочем, высказанные им под сильным давлением, быть может, не всегда уместным, со стороны молодого растущего журналиста, всегда жадного до правдивого слова.
– Догадываюсь, о каком молодом и растущем речь, – после секундной паузы обронила Мод. – Так это ты его подбил?
– Что ты, дорогая. Я пыхтел в самом хвосте.
– До чего же ты циничен, – бросила она. – Дьявольски циничен.
– Да, циничен. На чем и поставим точку. – И тут же вернулся к оставленному было предмету: – Ты собиралась мне поведать, чем он известен, этот Мортимер Маршал.
Но она не поддержала его: ее любопытство к другой затронутой в их беседе теме еще не было утолено.
– Ты точно знаешь, что он снова женится, этот убитый горем джентльмен?
Вопрос вызвал у него раздражение.
– Ты что же, голубушка, ослепла? Все это нам уже преподносили три месяца назад, потом перестали, потом преподнесли вновь, а теперь никто не знает, с чем мы имеем дело. Только я ничего не исключаю. Забыл, как эту особу зовут, но она, возможно, богата и, возможно, добропорядочна. И вполне возможно, поставила ему условие, чтобы духу его не было на той арене, где он единственно сумел обосноваться.
– В газетах?