Европолис

Доктора все звали Патриархом дельты. Он был старшиной всех румынских служащих Европейской комиссии. Старик огромного роста, с внушительной седой бородой до самого пояса и душой ребенка, доктор вообще был оригиналом и добрейшим человеком. Окончив медицинский факультет в Париже, он едва вернулся на родину, как туг же его «временно» послали в дельту Дуная, где был необходим врач-дипломат, приобретший лоск за границей. Но это временное пребывание доктора длилось вот уже почти тридцать лет.

Рассказывали, что в молодости он был героем многочисленных любовных приключений, но все увлечения его миновали. Жениться он не женился, как он сам признавался, из-за малодушия. Злые языки утверждали, что он скупердяй: как-то раз его застали дома с очками на носу, собственноручно штопающим носки.

Он копил деньги, но только для того, чтобы их транжирили другие. Многие надували его, беря деньги в долг, вовлекая в различные общества, кооперативы, культурные и благотворительные мероприятия. Патриарх всегда фигурировал в качестве почетного председателя во всех списках местных организаций.

Однажды его нагрел на весьма солидную сумму кассир, сбежав вместе с кассой. Одной женщине, про которую говорили, что доктор был влюблен в нее в молодости, вдове чиновника, покончившего жизнь самоубийством, он сам установил пенсию и ежемесячно высылал ей в Бухарест деньги в течение двадцати лет.

У доктора была душа артиста-неудачника. Больничная регистрационная книга вся была испещрена прекрасными рисунками, сделанными тонкой и верной рукой. Страстный меломан, он насвистывал все оперы, которые помнил наизусть еще с юношеских лет. Так он и состарился в дельте, как в ссылке, все время словно ожидая каких-то перемен в жизни. Теперь он уже ничего не ждал, кроме пенсии. Снова вернуться в Париж — вот что было его единственной мечтой, ведь как это ни странно, он, старея, сохранял то же мироощущение, с каким покинул когда-то Латинский квартал.

* * *

Огромная комната, бывшая некогда больничной приемной, в окна которой широко вливался свет и соленый морской воздух, была превращена в кабинет, гостиную, библиотеку, музей и выставку разных редкостей. Страстный коллекционер, любитель древности, доктор собрал и нагромоздил в своей квартире множество древних вещей и предметов искусства. Здесь стояли низкие диваны, покрытые восточными коврами, висели почерневшие картины, закопченные иконы, старинные гравюры, извлеченные из ящиков букинистов на набережной Сены. На дубовых полках в беспорядке стояли научные книги и беллетристика, громоздились кипы журналов и газет, приходивших регулярно из Парижа в течение тридцатилетней ссылки доктора.

Старинное оружие, инкрустированное перламутром, трубки, кальяны, обломки скульптур, раскрашенная керамика, глиняные статуэтки, сосуды из алебастра, оникса, кубки, покрытые филигранной чеканкой, — все здесь находилось вперемешку, в невероятном художественном беспорядке.

И в центре этого натюрморта, посреди причудливой смеси обломков древнего искусства, сохранившихся от исчезнувших некогда сокровищ, и проживал доктор, одиноко и таинственно, словно маг былых времен, охватывая внутренним взглядом всю беспредельность пространства и времени…

Весьма довольный, проводил свое время доктор в этой лавке древностей, рассматривая с детской радостью останки трудов человеческих, которые воссоздавали фантастический мир в виде магической панорамы минувшего. Долгие часы простаивал он на балконе, выходящем на море, с тряпкой в руках, обметая пыль и паутину, которая одна связующей нитью соединяла между собой эти разрозненные реликвии самых различных эпох и цивилизаций, эти обломки кораблекрушении, сохранившиеся от стольких миров, которые исчезли на протяжении долгого ряда столетий.

Надев на нос очки, доктор сидел, погрузившись в старинное кресло, перед монументальным бюро. Он разбирал старые письма, хранившиеся в шкатулке красного дерева, отделанной серебряными украшениями. Растянувшись на мягких диванах и покуривая, капитан Минку и доктор Барбэ Рошие были заняты чтением свежих газет, доставленных почтовым пароходом.

Вдруг словно раздался взрыв: это распахнулась дверь, ударившись о стену, и в комнату ворвались запыхавшиеся Нягу и Эвантия, единым духом преодолев лестницу, которая вела к квартире Патриарха. Тихая и торжественная комната сразу же наполнилась светом и здоровым весельем молодости.

— Посмотри, посмотри! Патриарх снова извлек ларец с трофеями любовных побед своей молодости, — воскликнул Нягу, с любопытством подходя к бюро.

Девушка взирала на книги и всевозможные вещи, наваленные повсюду. Несколько лет тому назад доктор начал составлять каталог своей библиотеки, но так и не закончил работу, а вмешательства чужой руки, которая навела бы порядок в его святилище, Патриарх совершенно не допускал.

— Вот что значит жить холостяком, — проговорила Эвантия. — Женская рука за несколько часов все бы привела в порядок.

— Я приучил всех, — ласково возразил Патриарх. — уважать мой беспорядок. Я ненавижу всякое прислужничество и потому привык быть своим собственным слугой.