Европолис

Напрягшись, словно хищник в засаде, он стал прислушиваться и даже наклонил голову, чтобы уловить легкий шум шагов.

Пристально и жадно смотрел он вперед, затаив дыхание. Тень все росла, приобретая постепенно более четкие очертания.

Эвантия. Конечно, это она. Такой походки не было ни у одной женщины. Так, как она, никто не ходил. Она словно не переступала ногами, а тихо скользила по воздуху, чуть касаясь земли.

Нягу напряженно ждал. И вдруг его охватила робость, как будто наступил решительный момент.

Эвантия инстинктивно, еще издалека, прежде чем увидеть его, почувствовала, что он ждет. И радость и страх охватили ее одновременно.

— Эвантия! А я уже думал, что ты не придешь! — срывающимся голосом проговорил Нягу.

Эвантия, испугавшись, резко остановилась. Она не могла вымолвить ни слова. Волнение душило ее. Она растерянно улыбалась.

— Еле-еле удалось выбраться… — пробормотала она, прильнув к Нягу.

Нягу, почувствовав ее волнение, молча и крепко прижал ее к своей груди. Ее теплое тело, наполненное ожиданием счастья, покорно отдалось ему в руки.

Вдруг она, вздрогнув, выскользнула из объятий и, словно тяжело вздохнув, прошептала:

— Пойдем на пляж. Сюда может кто-нибудь прийти. — Слова застревали у нее в горле.

Взявшись за руки и прижавшись друг к другу, они спустились с каменного мола на мягкий песчаный ковер пляжа.

Нягу шагал уверенно, твердо, а она едва касалась земли.

Сердце его бурно колотилось, во рту пересохло, словно после безумной погони. Нягу чувствовал, как его обжигает ее хрупкое теплое тело. Вдруг он остановился. Сам испугавшись на мгновенье своей смелости, он подхватил Эвантию обеими руками и поднял, как ребенка. Его пальцы коснулись ее упругой, горячей груди, которая вздымалась и опускалась под шелковой блузкой. От ее волос повеяло теплым женским запахом, опьянившим его.

Опустившись на одно колено, Нягу положил Эвантию на мягкий песок, еще хранивший остатки дневного тепла.

Наклонившись над ней, сжигаемый пылким желанием, он с робкой настойчивостью искал ее губ, в то время как руки его гладили горячее, мягкое тело, которое покорно отдавалось ему, не оказывая никакого сопротивления.

И вдруг он замер, словно что-то ударило его. Холодная дрожь мгновенно пронизала его мозг и тело.

«Я не должен злоупотреблять ее доверчивостью…» И Нягу осторожно отвел свои руки и совсем обессиленный отстранился от девушки.

Прерывисто дышавшая Эвантия подняла веки. Ресницы у нее дрожали, и огромные глаза уставились во тьму. Внезапно она вскочила. Стиснув зубы, Эвантия пыталась сдержать невольно рвущиеся рыдания. Охваченная жгучим стыдом, она нервно разглаживала смятую юбку.

Ледяное молчание встало между ними.

Нягу несколько раз вытер со лба пот. Он ощущал какую-то болезненную слабость и едва держался на ногах.

Запинаясь, чужим голосом он проговорил, указывая на море:

— Погляди, лодка под луной…

Какой-то запоздавший рыбак торопливо пересекал светлую дорожку, расстеленную луной по зеркальной поверхности моря.

Оба неподвижно застыли, не глядя друг на друга. И у каждого была лишь одна мысль, одно тайное желание: поскорее уйти отсюда.

— Наверное, уже поздно? — робко спросила Эвантия.

Суетливо и растерянно Нягу принялся искать по карманам часы. Наконец нашел и стал вглядываться в них при лунном свете.

— Одиннадцать… Через полчаса мне заступать на вахту.

Это была ложь. Этой ночью он был свободен от службы.

— Пойдем… — нерешительно предложила она.

— Хочешь, я тебя отвезу на шлюпке до лоцманской службы? — запинаясь, предложил он.

— Не нужно. Нас может кто-нибудь увидеть. Я пойду одна и войду в дом с переулка.

Они остановились там, где начиналась набережная. Нягу торопливо обнял Эвантию.

Она ласково прильнула к его груди и, глядя ему прямо в глаза, погладила его по щеке.

— Увидимся завтра вечером. — Эвантия улыбнулась, прощая ему все.

— В это же время?

— Да. До свидания.

Нягу прыгнул в шлюпку, крепко взялся за весла и начал грести, откидываясь назад всей тяжестью своего тела. Он еще раз обернулся в сторону набережной и посмотрел на девичий силуэт, постепенно таявший во мраке ночи.

Шлюпка с трудом продвигалась вверх по каналу против сильного течения. Сделав несколько гребков, Нягу почувствовал, что устал. Ноги у него дрожали, руки словно налились свинцом, голова пылала. Он снял фуражку и бросил ее на дно шлюпки. Перегнувшись за борт, он зачерпнул пригоршню холодной воды, освежил себе лоб и пересохший рот. Потом расстегнул китель, чтобы легче было дышать.

Тело его разламывалось от усталости. Мучительные мысли сверлили мозг. В душе странно мешались печальная гордость и смутное чувство унижения.

Нягу делал усилия, чтобы овладеть собой и спокойно, хладнокровно разобраться во всем.

Так что же? Он должен был воспользоваться слабостью глупого ребенка? Женщина может постоять за себя, а неопытная девочка…

«Спокойствие, самообладание — в этом сила», — убеждал он себя, испытывая чувство гордости. Но это длилось всего лишь мгновение, потому что доносившийся откуда-то глухой голос начал нашептывать ему со злобным упорством: