Европолис

Закрыв глаза, сжавшись в комочек, она лежала на постели, раздавленная стыдом и раскаянием, охваченная чувством непоправимой беды. Как только она открывала глаза, тошнота сразу же подкатывала к горлу. Она вздрагивала от ужаса, но никак не могла избавиться от видений, которые терзали ее мозг.

Она чувствовала, как ее голову сжимает железный обруч, во рту горит, оскорбленную душу переполняет горе.

Вся покрывшись испариной, Эвантия откинула одеяло, но, увидев обнаженные колени и икры, вновь поспешно прикрыла их. Ей казалось, что ее тело не принадлежит больше ей, что у нее осталась лишь пылающая голова и острая боль, которая стучит в виски.

Собственное тело казалось ей скомканной грязной тряпкой, брошенной на кровать.

Она кусала зубами подушку, ей хотелось причинить боль своему телу, царапать его ногтями до крови.

Услышав, как скрипнула дверь, Эвантия испуганно вздрогнула.

— Что с тобой, моя девочка? Может, позвать доктора? — озабоченно спросил ее отец.

— Нет, не надо, — со страхом в голосе ответила девушка, поднимаясь с постели.

Вдруг она почувствовала, как икры ее пронзила острая боль, ноги подкашиваются и она куда-то падает. Эвантия снова мягко опустилась на постель.

Она делала усилия, чтобы заснуть, но не могла.

Ей казалось, что тысячи глаз насмешливо глядят на нее, и все они знают ее тайну, которую она никак не может скрыть.

В бессильном отчаянии Эвантия разрыдалась.

Обезьянка Лулу, которая, свернувшись клубочком, спала на стуле, зарывшись в складки шерстяного платка, приподняла голову и пристально, с удивлением посмотрела на нее своими черными, как две блестящие бусины, глазами.

Когда до ее скудного ума дошло, что хозяйка страдает и плачет, она выбралась из своего гнезда и одним прыжком оказалась на кровати среди подушек. Обезьянка забралась девушке под мышку и, протянув черную лапку, стала гладить лицо Эвантии. Поднимая голову, она вопросительно заглядывала в глаза хозяйке, которая захлебывалась от рыданий.

ГЛАВА X

На корабле, в офицерской кают-компании, на стене висело приколотое кнопками «Уведомление морякам»: «Абсолютно запрещаются за столом разговоры на служебные темы. Нарушители подвергаются штрафу. Дежурный офицер наделен исполнительной властью».

Зато за столом в достаточном количестве сыпались шутки, соленые и несоленые остроты, приличные и неприличные анекдоты. Порой какая-нибудь из жертв, больно задетая шуткой, с пафосом декламировала известные строки из Влахуцэ:[21]

Анекдоты, каламбуры — все у них пускалось в ход.
Тот и будет остроумцем, кто в журналах их найдет.

По праздникам, когда командир корабля покидал свою башню из слоновой кости, чтобы сесть за один стол с офицерами, разговор приобретал серьезный, а иногда и поучительный характер.

Командир, человек педантичный, эрудиция которого вызывала всеобщее восхищение, как-то раз был буквально покорен одним молодым офицером. Однажды, работая в кабинете в отсутствие командира, этот офицер заметил закладку в одном из томов «Большой энциклопедии».

Он прочитал заложенную статью о нашествии аваров и за столом затеял разговор на эту тему.

Командир пришел в восторг от глубоких познаний молодого офицера.

— Никогда бы не подумал, — шепнул он своему помощнику, — что у этого юноши такие серьезные познания.

— Он слишком скромен, — отвечал ему помощник, еле сдерживая смех, — поэтому вы его до сих пор и не замечали.

* * *

Как-то вечером, когда ужин подходил к концу, Нягу, которому нужно было заступать на вахту, вышел на палубу.

Радуясь, что избавился от оглушительного шума и спертого воздуха кают-компании, он прогуливался в одиночестве, пытаясь выбросить из головы все услышанное им во время ужина, целую серию шуток и намеков, касающихся сентиментальных и романтически настроенных молодых людей. Нягу с трудом переносил тот насмешливый тон, который был принят на борту. На этот раз у него было такое впечатление, что шутки адресуются прямо ему. Нягу казалось, что кое-кто из товарищей бросает на него иронические взгляды.

На палубе было темно. Вахтенный матрос принес Нягу судовой журнал, в котором тот должен был расписаться. Нягу подошел к открытому люку, через который вентилировалась кают-компания; там было немного посветлее. Снизу доносился неясный шум, отдельные слова, смех и стук игральных костей.

Вдруг Нягу вздрогнул: среди общего смеха он услышал свое имя. Инстинктивно он насторожился и наклонился над открытым люком.

— Нягу, господа, еще щенок… Я же вам говорил… Я был уверен… Пари осталось за мной. Сирена пала в объятия Делиу… Как мог такой простофиля, как Нягу, тягаться с таким опытным человеком, как Делиу! Факт установлен… Я видел его вместе с ней в полночь на пляже…

Нягу согнулся пополам, словно в живот ему попала пуля. Шатаясь, он мягко опустился на скамью и в полной растерянности потер лоб рукой. Он все понял. Никаких сомнений: они заключили пари — кто первым овладеет Эвантией.