Европолис

С родительской жалостью к усыновленному ребенку, как говорили в шутку товарищи, разговаривал с Нягу капитан Минку, сам не веря в убедительность своих слов. Он и сам прошел через подобную душевную трагедию. То, что случилось с Нягу, разбередило его старую сердечную рану, которая, как он думал, давно зажила.

Каюта доктора представляла собой в миниатюре аптеку, лабораторию и библиотеку.

— Что же нам делать с мальчиком, доктор? — спрашивал Минку, прикрывая дверь и распахивая круглый иллюминатор, чтобы впустить в каюту свежий морской воздух.

— Дорогой мой, я лечу телесные, а не душевные болезни. Болезнь Нягу не вылечишь ни порошками, ни каплями.

— Но все же какое средство есть от любви?

— Полагаю, что нужно заставить его не думать о прошлом, вырвать из его памяти образ возлюбленной, обожествляемой им. Я бы прописал ему в больших дозах экстракт из высшей математики.

— Это я уже пробовал. Я поручил ему сделать ряд навигационных и астрономических расчетов, за которые еще не так давно он брался с удовольствием. Теперь он не в состоянии довести их до конца, начинает сбиваться уже в самом начале.

— Тогда нам ничего не остается, кроме «человекопатии». Клин клином вышибают — нужно, чтобы он увлекся другой…

— Суррогат? — спросил Минку. — Это Нягу не удовлетворит. Жрицы любви, отношения, основанные на деньгах, эта проза никак не заменит поэзии истинного чувства. Он страдает потому, что все поэтизирует, идеализирует, ведь это его первая любовь…

— Страдает, потому что у него превратное понятие о любви, — возразил доктор своим гортанным голосом, разражаясь научной тирадой. — У этого юноши, переживающего крайнее душевное волнение, не развито половое чувство, у него еще слишком детская душа. Парализующая скромность делает его несовместимым со средой, неспособным гармонично и полно радоваться жизни и успехам. Он, я полагаю, жертва неправильного морального воспитания, которое было пропитано ложью и лицемерными условностями. Трагедия человеческой души обусловлена именно этими весьма туманными, абстрактными и мистическими заблуждениями в отношении простой сущности любви. Душевное равновесие, внутренняя гармония не могут быть установлены, если отвергнут жизненный инстинкт…

— Но он страдает потому, что его больно ранила неверность этой девушки, этой, возможно, порочной зверушки, которую он полюбил со всем пылом юности…

— Я уверен, что и она так же его любила и любит и сейчас. Девушка была созревшим плодом, готовым упасть с дерева. Нягу воздержался, думая, что это запретный плод. В это время подоспел другой и сорвал его. Все очень просто. Почему ты вообразил, будто эта девушка коварное существо? В худшем случае она только беспомощная жертва такого совратителя, как Делиу. Даже падение опытной женщины не есть нечто фатальное. Все зависит от темперамента и условий.

Как забила людям головы литература! Причиной скольких жертв являются поэты и романисты!

Не помню, кто из философов предлагал, чтобы поэты-романтики проходили курс обучения при конных заводах, которые занимаются воспроизводством породистых лошадей. Только так они могли бы понять, какую роль играет природный инстинкт в вопросе продолжения рода.

И как это люди не поймут, что всячески воспетая любовь всего лишь драпировка из пенистых кружев, которая прикрывает обнаженный половой инстинкт. Это та иллюзия, которая заставляет поверить в картонные горы и намалеванное на холсте море на сцене театра. Только попав за кулисы, обнаруживаешь веревки и подпорки, на которых держатся декорации. Должен быть раз и навсегда уничтожен щит лицемерия, которым этика и искусство прикрывают жизненные силы природы. О любви слишком много писала литература и слишком мало наука.

Минку, выбросив в иллюминатор потухший окурок, вдруг заговорил меланхолическим тоном, невольно впадая в откровенность, которой доктор от него не ожидал. Правда, он уже слышал, как офицеры вполголоса рассказывали о несчастной любви, пережитой Минку, которую тот со свойственной ему стыдливостью всегда тщательно скрывал.