Европолис

В один прекрасный день совершенно случайно мне попалась в руки книга с посвящением: «Самой близкой подруге, а дружба — преддверие любви». Я узнал почерк. Болезненная спазма перехватила дыхание. Я готов был провалиться сквозь землю от стыда. Я всегда боялся оказаться смешным. Сдерживая себя, я мрачно спросил:

— Что ты находишь в этом субъекте? Ведь-три месяца назад ты иронизировала над ним, считала его полным ничтожеством.

— Он меня забавляет. Он интересный человек, когда узнаешь его поближе, — ответила она, задетая за живое. И вдруг она напряглась, откинула голову и прошипела: — Ты видишь все в черном свете, воспринимаешь жизнь трагически, ты так и останешься мещанином-фаталистом. А я сумею подняться… Я проживу жизнь… Я сброшу оковы… Каждый сам для себя…

— Так, так! — говорю. — Я понял. Это те же самые общие слова, которые современная женщина повторяет, как попугай, желая освободиться от ярма семейных обязанностей. Не воображай, пожалуйста, что я буду держаться за твои юбки. Ты свободна. Мы расходимся.

В конце концов, — что тут еще говорить, — мы расстались. Я ее ненавидел, но и продолжал любить. Одно мне подсказывал ум, другое — сердце. Я метался между благородством и унижением. Во всем я обвинял себя, но ждал от нее хоть слова, хоть жеста. Ничего. Мы оказались оба несчастными, потеряв то, чего уже никогда не сможем найти.

Тогда же я смог убедиться, что память горя куда сильнее, чем память удовольствия. Как трудно бороться с самим собой, чтобы изгнать из памяти преследовавший меня, образ! Кажется, что у тебя отрывают часть души, ты томишься где-то между жизнью и смертью, хочешь разом покончить со всем, избавиться от страданий и горечи, которые непрестанно гнетут тебя.

Выздоровление было долгим. Я ужасно страдал, прежде чем вновь обрел себя. Но я был уже другим. Рана, как мне кажется сейчас, зажила, но рубец настолько чувствительный, что, случается, ноет и до сих пор.

Должен сказать, доктор, что некоторые сожаления больнее переносить, чем угрызения совести, — закончил Минку глухим голосом, который, дрогнув, оборвался, потому что горький ком подкатил к его горлу. Растерянно он посмотрел вокруг, ища какой-либо помощи, и подпер голову рукой. Доктор, скрывая волнение, опустил глаза, искоса поглядывая на капитана.

После нескольких минут молчания Минку очнулся. Он провел рукой по волосам и вновь заговорил совсем другим голосом, спокойно и отчетливо:

— По сути дела вся эта история мало интересна. Банальный случай, один из многих тысяч разводов, которые, теперь происходят с такой легкостью. Зачем требовать от жизни больше, чем она может дать? Мечтать о любви и вечном счастье — это абсурд, но все же я с сожалением оглядываюсь назад. Хладнокровный и усталый наблюдатель, я теперь сужу о себе, как о постороннем человеке. Я тщетно ищу неведомые факторы, из которых слагается жизнь вдвоем. Я спрашиваю себя, почему любимая мной женщина сама, собственными руками разрушила семейное гнездо с совершенно непонятной для меня грубостью и жестокостью. По каким неисповедимым путям ведет нас жизнь?

Самые возвышенные восторги и самые жестокие страдания дарует тебе одно и то же существо.

Как трагическую насмешку над семейной жизнью часто наблюдаешь двух людей, равных по достоинствам, которых природа, кажется, специально создала друг для друга и которые, однако, не могут достичь взаимопонимания, не могут жить вместе и расходятся. Она, достойная женщина, прекрасно уживается с каким-нибудь идиотом, а он, мужчина высокого ума, отлично находит общий язык с кокоткой или живет с собственной кухаркой.

— Что касается меня, — заговорил доктор, — то я всегда мучаюсь этой метафизикой любви, этой тайной природы, которая отделяет мужскую душу от женской. Не знаю, замечал ли ты у женщин отсутствие памяти на чувства? В структуре мышления логика обусловлена памятью обо всем пережитом, памятью, которая находится в тесной связи с волей. Память мужчины не знает провалов, полученное впечатление воспринимается и фиксируется. У женщины нет непрерывной памяти, она останавливается лишь на некоторых моментах, а остальное вовсе не удерживает в себе. Женщина — это струна, которая звучит, когда ее касаешься. А мужчина — патефонная пластинка, которая может воспроизвести знаменитую оперу. У женщины нет своего «я». Она с легкостью лжет и не испытывает угрызений совести, потому что не обладает ни логикой, ни памятью. Не помня прошлого, она не может заглянуть и в будущее.

Кажется, Демосфен сказал, что женщина может в одно мгновенье разрушить то, что мужчина своим умом создавал годами.

Женщина не может быть гением. Человечество до сих пор не дало гения в женском обличий.

— Возможно, даст его в будущем, поскольку женщины начинают теперь заниматься такой же интеллектуальной деятельностью, как и мужчины.