Евсения

Весь мой, придуманный тут же, у камина коварный план, коварным же мотыльком в дымоход и вылетел. И теперь уже вряд ли получится убедить самого рукоблуда в невинности содеянного. Что же касается Любони, то, судя по тьме за окном… подруга моя явно запаздывает… В следующий момент, будто в опровержение мечущимся в голове мыслям, дверь в опочивальню, начала медленно и бесшумно открываться, заставив сработать все мои охранные инстинкты сразу. И я, уже, незримой проваливаясь сквозь кровать и половые доски комнаты, заметила рыжие кошачьи лапы, неспешно входящие в дверь. Через пару мгновений, оказавшись этажом ниже, в проходе из длинных столов, заставленных посудой и в сопровождении жуткого грохота.

— Что еще за лешья мать? — в страхе отшатнулась в противоположную от меня сторону пожилая женщина в длинном фартуке. И удобнее перехватила в руке тесак… «Ну, я и бестолочь», — с высунутым от старания языком, извлекла я из пустой кастрюли провалившуюся вместе со мной несчастную реликвию и, всего лишь долечку покрутив ее в руках, пихнула в сумку. Подкова исчезла из обозримого пространства как раз в тот момент, когда женщина засунула в опустевшую посудину свой мясистый нос. Я же, как можно осторожнее, спиной вперед, ретировалась в настежь открытую дверь кухни…

Как я потом выбиралась сначала из дома, вместе с выходящим оттуда охранником, а потом и с яблони через садовый забор, под присмотром двух, виляющих хвостами волкодавов, вспоминалось с трудом… И уже в орешниковом подлеске, по которому я, целую кучу времени рыскала, обсыпая себя водой с листвы и отсутствующего беса «призывами» вперемешку с ругательствами. И, уже, начхав на это гиблое дело, чуть не сшибла его, ринувшись напрямую сквозь заросли:

— Ты где?.. Тебя где?.. Я тут…

— Встряла? — догадливо хмыкнул Тишок.

— Ага. Еще как, — отбросила я с лица мокрые пряди волос. — Ты почему не сразу откликнулся?

— Меня господин… В общем, давай, Евся, и очень быстро, а потом я к нему.

— О чем и речь! — резво припустила я вслед за мелькающим хвостом беса…

ГЛАВА 13

Домой я неслась под дождем, будто преследуемая и среди родных деревьев длинными Ольбега руками, а уже на самом пороге, вдруг, «запнулась» от долетевшего, все ж, вдогонку: «Он тебе такой же дед, как я — брат!». И даже руку от дверного кольца отдернула… Что же теперь делать? О чем думать? На кого полагаться, если кругом одни тайны да смертельные на них зароки? «И если я волхву не внучка, то с какого боку репей? Терпеть в своем доме столько лет существо, собственной вере враждебное — это, если не бремя родства, то, либо подвиг либо… корысть. Да только что с меня взять?..», — нахмурившись, отошла я от двери, и, тяжело дыша, приткнулась лбом к опоре навеса. В голове сейчас была настоящая, лопающаяся пузырями каша, которую мешай — не размешаешь. Но, одна мысль все ж настойчиво всплывала на ее бурлящую поверхность. Та самая «ненормальная мысль», пришедшая ко мне в голову на озерном камне после ночного посещения Стахоса, и там же, в озере, утопленная… Правда, изгнала ее в глубину еще внучка волхва…

— Ну что ж, раз ответов ждать не от кого, придется искать их самой, — вновь ухватилась я за дверное кольцо, уже точно зная, что делать дальше. — Адона!

Дриада поджидала меня в своем уголке под лестницей. Сидела, запахнувшись в платок, рядом с аккуратно разложенным на постели новым ажурным жилетиком. «Значит, закончила», — с какой-то потаенной тоской, усмехнулась я, а потом присела перед нянькой на колени:

— Адона, я сейчас пойду к себе и… — вот ведь. Даже просто вслух такое вымолвить и то жутко. — … и попытаюсь вызвать свой сон. Потому как уверена, там есть ответ на мое нынешнее существование. И не спорь со мной… Пожалуйста, не спорь. Я знаю, подсказать тебе нечем, ведь дриады снов не видят. Но, надеюсь, у меня получится… Я пошла.

Я пришла. Бросила на стул у окна сумку, скинула мокрые туфли… И легла на кровать, вытянув вдоль туловища руки. После зажмурилась, заменив темень в комнате на новую — еще гуще. И попыталась ровно дышать, не смотря на мелкую дрожь в конечностях. Ну что, полуумная полудриада, по силам тебе такое? А потом себе приказала: «Давай. Не трусь, ведь ты уже не беззащитная девочка, а, значит, все будет по-другому», — и распахнула в темноту глаза… проваливаясь вместе с постелью и комнатой в тягучую, сонную муть…