«А вообще, занятное это зрелище — дом единственного в округе богатея», — открыв удивленно рот, застыла я сразу же с внутренней стороны двухстворной двери. Огромная комната с цветочными горшками по углам была освещена, как солнцем в яркий день, висящими по стенам, светильниками, а прямо напротив входа, высилась на подставке «рогатая» одёжная вешалка, на которой висел сейчас, стекая каплями на натертый до блеска пол… Зонт? Точно, зонт. Я такой один раз видала. В Букоши, у почты. Что же касается самих стен, то были они, толи разрисованы причудливыми синими птицами, толи…
— Евся, деточка! Вот уж не чаял, не надеялся! — ну, бестолочь тиноглазая, теперь держись…
— Доброго здоровья, господин Ольбег, — вмиг преисполнившись девичьей стыдливости, выдохнула я. — Страсть, как хочется удивиться. А раз вы обещали…
— Приложу все усилия, — великодушно обязался передо мной подружкин жених, плотнее запахивая на животе длинный расшитый… Халат? (да, какая разница?) — Прошу за мной. В мои скромные апартаменты.
Скромные эти апартаменты, мы, довольно прытко, пересекли вдоль всей их «нескромной» длины, а потом устремились наверх, по узкой, обвитой вокруг каменной опоры лестнице. Я лишь озираться по сторонам успевала, подгоняемая сзади распростертыми гостеприимно хозяйскими объятьями. В результате чего, в следующий раз тормознула уже… Ну а где ж еще можно «удивлять» весчанку из глуши? Только лишь в опочивальне. А чего ж она сама ждала?.. Правда, опочивальня эта скорее напоминала весевую площадь со стенами и окнами, на мое счастье, пока не завешенными. С кроватью под золотым пологом в одной ее стороне и камином — в стене напротив. А между ними: кресла, столики и шкафы резные разных размеров и цветов. Да… Есть где разгуляться и меж чем поноситься… если до этого дойдет. Но, то, что привлекло мое большое внимание сразу же, вообще ни в какие, даже дриадские, нравы не укладывалось — картины. Много картин. И на всех — совершенно голые дамы (сидящие, возлежащие, нюхающие цветочки и просто меж них живописно замершие) с формами, не уступающими «богатству» моей дорогой подруги.
— Располагайся, деточка, не стесняйся, — подтолкнул меня в очередной раз Ольбег, наведя на мысль, что «стесняться» мне здесь пристало лишь собственных, «ущербных», по сравнению с рисованными размеров:
— Ага. А можно мне к камину?
— Да, пожалуйста, — разочарованно скосясь в сторону полога, вздохнул он, однако, духом не пал. — Орешки хочешь? Конфеты? Пирожное? С вином — в самый раз. Ты усаживайся, я тебя сейчас сам обслужу, — и махнул своим длинным халатом в сторону одного из шкафов. Я же в это время тщательно выбрала себе нужное место: чтоб хоромы хорошо просматривались, и улица из окна. Точнее, время суток. И бухнулась в кресло прямо у каминных ступеней рядом с круглым столиком…
И потянулась наша нудная беседа, представляющаяся обеим ее сторонам лишь неизбежным злом. Однако каждый желал в конечном итоге получить свою, заслуженную за терпение «награду». Я, улыбаясь и удивляясь в нужных местах, лишь тянула время, поглядывая на предзакатную хмарь за окном. Ольбег же прыть выказывать заметно остерегался: а вдруг, возьму, да Любоне потом на него в запале «глаза раскрою»? В конце концов, после наполовину опустошенной единолично бутыли, у жениха ее уважаемого язык развязался. Из чего я сделала вывод, что пора и попробовать соединить «приятное» с «полезным»:
— Господин Ольбег…
— Зови меня просто Ольбегом, деточка, — закидывая в рот орешек, поправил он меня.
— Ольбег, а чем вы еще занимаетесь, кроме добычи камушков?
— А что, про то местные злые языки еще не растрепались? — окинув взором почему своих настенных красавиц, спросил он, а потом пьяненько хмыкнул. — Хотя… Я — коллекционер, деточка.
— Кто вы? — в очередной раз за вечер удивилась я.
— Собиратель прекрасного и его пламенный почитатель… Я имею в виду живопись, и исторические ценности… Ты меня понимаешь?
— Это те, что в музеях показывают? — выказала я невиданные для веси Купавной познания, удивив на этот раз сама:
— Совершенно верно, — даже глаза свои припухшие больше обычного приоткрыл Ольбег. — Но, к сожалению, здесь мало тех, кто по достоинству может оценить мою страсть — глушь беспросветная с «кудесами».
— Что, у вас даже… друзей здесь нет?
— Да откуда они? Все мои друзья давно… В общем недосягаемы. А здесь — одни подрядчики да подельники, — начал он, а потом, совсем уж печально, хмыкнул. — Вот видишь, деточка, я уж и сам начинаю под стать местным разговаривать. Скоро буду «выдавать» только «або» да «кабы», — и замолчал, вперяясь глазами в бутыль. — А хочешь, Евся, я тебе кое-что покажу?
— Что именно? — насторожилась я.
— Жемчужину своей коллекции. О ней знают лишь немногие. Безумно ценная вещица со своей историей… Хочешь?
Я бросила мельком взгляд за темнеющее окно, прикинув в уме оставшееся до основного действа время, и решила, что таким способом его скоротать тоже вполне дозволительно: