Эвтаназия, или Путь в Кюсснахт

Парторг, почувствовавший, что в «предательском тандеме» Анна является слабым звеном, набросился на нее, все более распаляясь. «Стыдно, товарищ Фарбер! Хотя какая вы нам товарищ? Вы только посмотрите на нее! Ни рожи, ни кожи! Бледная немочь какая-то. А туда же – ИзраИль ей подавай!»

Тут случилось совсем уж неожиданное. Завотделом, которого не любили и побаивались, вдруг хриплым срывающимся голосом перебил разбушевавшегося парторга:

– Что же это такое? Да, мы осуждаем, но оскорблять женщину… это уж ни в какие ворота…

Он осекся и замолчал. От этих слов физиономия парторга стала свекольного цвета, как скатерть на столе. От удивления он даже задохнулся, беззвучно открывая рот. Но потом взял себя в руки и проскрипел:

– Не ожидал. Вот, оказывается, откуда ниточка тянется. Ведь давно же говорили о вашем неполном служебном соответствии. А я-то еще вас защищал.

Тут парторг развел руками, давая возможность всем оценить его доброту, а потом вдруг рявкнул:

– И партбилет положишь на стол!

Профорг, то и дело наливавший себе в стакан воду из графина, сказал:

– Ладно, пора заканчивать это безобразие. Зачитываю текст резолюции, и приступим к голосованию.

Резолюция была принята единогласно при одном воздержавшемся – все том же завотдела, которого из партии не выгнали, но через пару месяцев тихо «ушли напенсию»

После собрания все сотрудники смущенно подходили к Мише и извинялись – мол, сам понимаешь, старик. У меня семья и все такое…

А Анна и Миша кинулись благодарить начальника, который, кажется, раскаивался в своем демарше.

Общее институтское собрание прошло уже гладко, без сучка и задоринки. Обоих сионистов осудили и единогласно уволили по просьбе трудового коллектива. «Было очень скучно», – подытожил Миша.

***

А еще через полгода Мишу арестовали. Нет, не за антисоветскую деятельность, а за банальное хулиганство, с применением оружия. Вытащили на свет злосчастную историю преферанса и драки с «ростовскими». Был суд. Главным свидетелем выступал золотозубый. Он в лицах показал, как обычная перебранка переросла в драку, когда «этот» (кивок в сторону подсудимого) вытащил нож. Все могло кончиться смертоубийством, но, к счастью нож у него удалось выбить. Да, и при этом он порезался, размахивая смертельным оружием, а, может, это я его, защищаясь, в порядке самообороны.

– А зубки-то выбитые так и не вставил, – злорадно выкрикнул Миша, за что немедленно получил устное внушение от судьи. Кажется, эта фраза стала его единственным утешением.

Вторым свидетелем выступал тот самый Мишин «кореш», с которым они вместе отстаивали честь города в баталии с ростовскими шулерами. Он, кажется, ни разу на Мишу не взглянул, краснел, бледнел и заикался, но выдавил из себя главное – Миша первым достал нож и, вообще, вел себя агрессивно.

Поскольку гражданин Байкис был полностью изобличен, вина его со всей очевидностью доказана, а смягчающих обстоятельств у него не нашлось, только отягчающие, то получил он свои законные пять лет в колонии общего режима.

Анна не сомневалась, что прокуратура очень гордилась тем, как ловко удалось избежать политического процесса, а с ним и огласки, переквалифицировав дело гражданина Байкиса в уголовное.

По счастью, колония, в которую угодил Миша, располагалась всего километрах в ста от их города. Когда она, наконец, получила от него первое письмо, тут же засобиралась везти ему продуктовую посылку. Доброхоты отговаривали, утверждая, что поскольку формально «она ему никто», посылку все равно не примут, она все-таки поехала.

Опасения скептиков были напрасными, ибо начальство колонии оказалось на диво либеральным. У нее и посылку приняли, и свидание разрешили. Анна только охала и ахала, глядя на исхудавшего Мишу и на его волосы, едва начавшие отрастать на бритой голове. Но не утративший оптимизма друг отчасти утешил ее рассказами о своей жизни среди уголовников, успевших оценить его остроумие и веселый нрав, так что он чувствовал себя с ними вовсе не парией, а вполне на равных. Оказывается, рассказывал он, вся блатная феня уголовников выросла из еврейского жаргона и даже из иврита, к примеру: «на халяву» или «воровская малина». Так что срок заключения он, Миша, проведет «с пользой, обогатив своей словарный запас знаниями из святого языка».

Спустя месяц она вновь отправилась его навестить, везя с собой две тяжеленные сумки с продуктами. И убедилась, что за прошедший месяц Миша еще более освоился и стал в колонии чуть ли не своим.

***

Потом ее неожиданно вызвали в местный ОВИР и сообщили, что разрешение на выезд в Израиль получено и ей предоставляется месяц, чтобы покинуть Родину. «А не то…» – добавил беседовавший с ней офицер, чье звание по погонам Анна была неспособна определить.

– А что мне надо делать?

– Рекомендую съездить в посольство Нидерландов в Москве и получить там визу в этот ваш ИзраИль. А дожидаться ответа по почте, так за месяц не успеете. Об остальном пусть вас проинформируют ваши дружки, мадам…