– Когда был юниором, получил мячом в Корнелле, – сказал он. – Кровищи было! Помнишь мы говорили о обычных людях, с которыми я встречался? У меня была девушка, Трейси, которая присутствовала на игре, и она тогда даже упала в обморок. Просто бум, вот так. Мне было так плохо. Мне рассказали, что она только взглянула на меня и упала без чувств на свое место, как в мультфильме Даффи Дак[191]. Подруга приводила ее в чувство, опуская ее лицо в ведерко со льдом для диетической колы.
– Да, жесткий способ приведения в чувство.
– Потом они отвезли меня в больницу и заклеили мне рану.
– У тебя не было швов?
– Нет, только медицинский клей. Когда я позвонил домой и сообщил маме, что меня отвезли в «Скорую» и заклеили лицо, она повесила трубку и позвонила в больницу. Папа сказал, что «нашего ребенка склеивали», что теперь он «проект искусства и ремесел» и тому подобное. Но маме потом уточнили, что это не клей, а искусственная кожа[192]. Она просто ответила «Хорошо» и повесила трубку.
Дин рукой показал, как она вешала трубку.
– Это действительно искусственная кожа? – удивилась Эвелет.
– Не знаю. Но от этой поправки маме стало лучше. Тебе когда-нибудь накладывали швы?
– Один раз на колено, а потом, пару лет назад, на стопу, когда я наступила на битое стекло в гостиной.
– Ой.
– Кровь текла повсюду, – продолжила Эвви. – Это было действительно отвратительное зрелище.
– Уж наверное, – согласился Дин.
Почти неосознанно Эвелет пальцем ноги нащупала шрам на другой ноге. Его зашивала приехавшая «Скорая помощь». Эвви тогда порезалась на разбитом стакане Тима, а тот еще был зол на нее. Но медсестре она сказала, что это она сама разбила стакан на кухне. «Он выскользнул прямо из руки», – как сейчас помнила Эвелет те свои слова.
Эвви провела пальцем от виска Дина по его скуле и перепрыгнула на темно-красную отметину над ключицей:
– О, кажется, в этом месте это я тебя. Синяк.
Не вставая с кровати, он покрутил головой, пока не увидел себя в зеркале над комодом. Склонив голову набок, он произнес:
– Это не синяк, – и, ощупав пальцами, добавил: – Это засос.
Дин повернулся к ней и опустил подбородок, глядя на нее сквозь свои густые ресницы.
– Ты сделала мне засос, – повторил он.
Эвви прищурилась, вспоминая:
– Подожди, когда я это сделала? – Потом она вспомнила и улыбнулась: – Точно, я это сделала. Прости.
– Не извиняйся. Этого достаточно, чтобы раскрутить мой Instagram[193]. Я просто напишу: «Веселимся здесь, в Мэне». – Он потянулся к своему телефону: – Сейчас сделаю селфи.
– Не стоит! – смеясь, протянула руку Эвви, но он отвел руку с телефоном, и Эвви, потеряв равновесие, завалилась на него.
– Тебе не больно? – спросила она. – Правда не больно?
– Правда не больно, – прошептал он в ответ, блаженно улыбаясь.
Глава 28
Позже, когда грузовик Дина трясся по шоссе № 1, они проехали мимо рекламного щита кафе «Компас», которое стояло там, кажется, целую вечность. Эвви помнила его с тех пор, как помнила себя.
– Интересно, не сломался ли этот «Компас» теперь, когда вы, ребята, не сидите там по шесть часов каждый уик-энд? – поинтересовался Дин.
– Но мы и не сидели там по шесть часов, – ответила Эвви, продолжая смотреть в окно. – Может быть, часа по два.
– Надеюсь, ты когда-нибудь расскажешь мне, что все это значит? – спросил он.
Эвви посмотрела на него. Некогда непослушная рука Дина теперь покоилась на руле. «То, что было сломано, можно починить», – подумала она и вздохнула.
– Итак, в ту ночь, когда умер мой муж… – Эвви сделала паузу и снова глубоко вздохнула, – я уходила от него. То есть я уже решила оставить его. Я была в процессе расставания с ним.
Дин был неподвижен. Он спросил:
– И насколько ты была близка к этому?
Теперь уже и она смотрела в окно.
– Я стояла на подъездной дорожке к дому, когда мне позвонили. Я успела собрать один чемодан, немного денег и нашла свое свидетельство о рождении.
– Но ты не сказала Тиму об этом?
– Он бы начал спорить, и я бы не ушла. А на следующий день он пожалел бы об этом.
– Понятно.
– Так или иначе, мама Энди видела чемодан в моей машине, стоявшей около больницы. Она сказала об этом Энди. Тот все понял и был расстроен.
Дин нахмурился:
– Но Тим-то не расстроился, что ты уезжаешь.
– Почему? Я думаю, он был бы расстроен, узнав, что я собиралась уйти, не сказав ему, – возразила Эвелет.
– Расстроен – это не то слово. Может быть, ты сделала бы ему больно. Почему ты никому не сказала?
– Потому что тогда я не смогла бы уехать.
– Ты действительно знаешь, когда держать свои карты закрытыми.
– Я обещала Тиму, что не буду рассказывать с Энди о нашей жизни. Это мне казалось вполне разумным.
– Когда ты решила уехать?