Читаем Ex ungue leonem полностью

(1) великолепие, интенсивность, яркость бытия84.

Одной из подтем этой темы, естественно, оказывается

(2) количественное изобилие, большое число, ср. строчки типа:

Объятье в тысячу обхватов;

Мильоном синих слез;

…И я урод, и счастье сотен тысяч / Не ближе мне пустого счастья ста;

Года по горло погружались в воду, / Потоки новых запружали брод;

И целая их череда / Составилась мало-помалу / Тех дней единственных, когда / Нам кажется, что время стало;

Толпы лиц сшибают с ног;

Общупай все глуби и дупла;

И вспомню я всех и зальюсь я слезами…

В этом ряду находят себе место и характерные пастернаковские перечисления:

(3) Великолепие выше сил / Туши и сепии и белил, / Синих, пунцовых и золотых / Львов и танцоров, львиц и франтих. / Реянье блузок, пенье дверей, / Рев карапузов, смех матерей. / Финики, книги, игры, нуга, / Иглы, ковриги, скачки, бега…

Пример (3) мы выбрали из огромного множества других перечислений ввиду его особой знаменательности. Это перечисление не просто длинное, оно и в ряде других отношений пронизано идеей многочисленности.

Так, многие перечисляемые объекты сами стоят во множественном числе.

В одной из строчек они организованы в пары, т. е. множества внутри множества (ср. формулы типа Русские и украинцы, узбеки и казахи…, выражающие идею ‘все, и притом много’).

Далее, перечисление отдельно прилагательных и отдельно существительных, к которым они относятся, дает эффект умножения предметов ввиду возможности сочетать каждое прилагательное с каждым существительным.

Приведем примеры, показательные в том отношении, что тема, выражаемая через перечисление (тема ‘всё, много’), прямо названа поэтом в связи с перечислением:

(4) Здесь будет всё: пережитое, / И то, чем я еще живу, / Мои стремленья и устои, / И виденное наяву / <…> / Ко мне бегут мои поступки, / Испытанного гребешки. / Их тьма, им нет числа и сметы…;

Тогда ночной фиалкой пахнет всё: / Лета и лица. Мысли. Каждый случай…

Очевидно, что в этих примерах перечисление, то есть ПОВТОРЕНИЕ однородных членов предложения, есть прежде всего способ РАЗВЕРТЫВАНИЯ темы ‘всё, много, все’, а не подчеркивания какой-то другой темы (как в примере с Будрысом).

По-видимому, пример с двумя лакеями Журдена также может быть понят как КОНКР (имеющая внешний вид ПОВТ) тематического элемента ‘излишество’, скрытого в теме ‘глупая, без надобности демонстрация богатства’.

Можно представить себе и случаи более сложной зависимости между темой и ПОВТ как средством ее КОНКРЕТИЗАЦИИ.

Так, для стихотворного языка Ахматовой характерно отмеченное еще Б. М. Эйхенбаумом (Эйхенбаум 1969: 122–130) повторение одинаковых гласных (например, Высокие своды костела, / Синей, чем небесная твердь– в первой из этих строк три ударных О, во второй – три Е).

Это можно поставить в один ряд с явлениями других уровней ахматовского текста (рифма, лексика, интонация, поза лирического героя), общей чертой которых можно считать тематический элемент

(5) наивность, бесхитростность, инфантильность, простоватость, нескладность…

Другими КОНКР такой ‘наивности…’ могут служить:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги