Exciter (СИ)

Бесполезно переспрашивать, он уже вскидывает пистолет и вихрем уносится из номера. Я пытаюсь не отставать, но в темноте разыскивать рубашку и брюки не очень удобно. Наконец, я привел себя в порядок и боязливо вышел следом. Из-за двери комнаты напротив сразу услышал его ледяной голос, обрывок фразы. От интонаций и манеры, с которой он цедил каждое слово, можно было закостенеть.

- …охренели? Мы прекратили торговлю людьми и человеческими органами два года назад. Вы числитесь в черных списках ФБР. Вас не жалуют. От вас с кислой миной зажимают нос. Вы – форменные отбросы. И если попадетесь, на доброго дядюшку судью не рассчитывайте. Да мне начхать, что вы бы поиграли и отдали, это похищение, на территории чужой страны. И мне начхать на него, он мне не парень. Но…

Дальше я не слушал. Медленно побрел домой, еле переставляя ноги. Думал о суициде, но вяло и без энтузиазма. Просто ничего не хотелось. Может, разве что в который раз – напиться. На балконе припасено все необходимое. Напиться, забыться, не проснуться, не рождаться. Не быть вовлеченным ни в какое дерьмо. Не любить, не страдать. Не знать. Да… не знать. Если бы можно было никогда его не узнать. И не рыдать сейчас посреди пустынной улицы, чувствуя себя самым несчастным придурком на свете.

*

- Unnskyld oss, Herr, vi vite ikke, hvor kan vi finne deg, vi trenger deg, og det er bare et spill uten offer og blod…^1

- Парни, что за балаган? Вы охренели? Мы прекратили торговлю людьми и человеческими органами два года назад. Вы числитесь в черных списках ФБР. Вас не жалуют. От вас с кислой миной зажимают нос. Вы – форменные отбросы. И если попадетесь, на доброго дядюшку судью не рассчитывайте. Да мне начхать, что вы бы поиграли и отдали, это похищение, на территории чужой страны. И мне начхать на него, он мне не парень. Но он начинающий художник, говорят – многообещающий, университет заинтересовался бы его исчезновением, привели бы полицию, целую толпу прессы, предали бы дело широкой огласке, раздули и посмаковали все ваши прошлые делишки. Вы что, не знаете итальяшек? Хотите засветиться? Что? Ребята, вас я не слышу.

Конечно, я недоговариваю. Мой мальчик мне очень дорог. Каждый последующий день он обходится мне всё дороже и дороже. Но это слабость. Позорная, которую я не задавил на корню.

Я расстрелял всю банду норвежцев парализующими капсулами, они проведут шесть-восемь часов в полезных душеспасительных размышлениях, лежа ничком на полу. Это наименьшее, что я могу сделать сейчас для Ла в ответ на оскорбление.

Когда спустя час я попал домой, нашел его в очень нетрезвом состоянии. Ла Нуи активно обвинял меня в скотстве, бесчувствии и прочих очевидностях, а ещё сопротивлялся и кричал. Мне пришлось стянуть его ремнями, пристегивая к кровати, и фактически изнасиловать. Надолго заткнуть его рот языком. Он обливал меня слезами и извивался, продолжая вырываться из кожаных оков. Ремни врезались в его запястья, оставляя широкие багровые следы, в итоге пришлось их снять, чтоб не причинять дополнительную боль. С силой навалиться и пригвоздить к месту, чтоб не убежал. Он всхлипывал, не в состоянии нормально дышать, ресницы склеились от слез… секс начинался омерзительно, но прекратить я не мог. Не распоряжаюсь своим телом осознанно, когда вижу его голым, с широко разведенными ногами. Он громко задыхался от плача, когда я входил, стенал… очень жалобно, выгибая крестец, пытаясь отодвинуться и помешать мне. Всё, надоело нянчиться. Я схватил его за ягодицы, грубо раздвинул их, вонзил ногти для фиксации и держал, не отпуская… полчаса, пока трахал. Ла возбудился, как всегда, несмотря на боль. Уже спокойнее лежал на спине, выгнув шею далеко назад, тяжело дышал и неуверенно двигался навстречу. Его безупречные ноги дрожали, не справляясь с моим натиском. Я отвлекся на мгновение, отпуская его попу, взял скульптурный член Ла вспотевшей ладонью и заскользил вверх-вниз по твердой плоти. Его пенис завораживает меня. Туго налитый живой человеческой кровью, не сминается под нажимом и твердеет ещё больше, горячо отзываясь на каждое прикосновение. Я мягко дразнил его поглаживаниями, оттягивая кожицу на мокрой головке и усиливая трение кончиками пальцев. Ла застонал, матерясь сквозь зубы и резко приподымаясь вверх, мой собственный член втолкнулся в него до упора, яичками прижавшись к разгоряченному отверстию. Со стороны кажется, что мы застыли, но я двигаюсь глубоко внутри него, сладко спаявшись с его тесным проходом, быстро… очень быстро. Дыхание обрывается в крик, и он выгибается дугой над кроватью. Кончил, на секунду отстав от меня. Глубоко вздыхает, приходя в себя. Смотрит утомленно и ненавидит, все ещё пьяный и не смирившийся. Я тщательно вытер и успокаивающе погладил его конвульсивно сокращавшуюся плоть, облизал живот и сухие прокушенные губы. Он, как всегда, получил деньги. Швырнул их в меня, но не попал, ослабев. Я аккуратно сложил купюры пополам и сам спрятал в его портмоне.

- Считай это компенсацией за плен, а не за секс.

- Убирайся. Сукин ты сын. Фальшивый, двуличный подонок…