Exciter (СИ)

Я улыбнулся, превозмогая легкое отвращение, мысль о противоестественности поцелуя меня неимоверно и странно заводит, что-то дикое, что-то непонятное… и антихристианское. Змея во мне, язык змеи во мне, и семя змеи во мне, в двойном преобладании. Я коротко застонал, ощутив его уже там, в горле, он лизал меня и посасывал быстрыми ласкающими движениями. И его рот жадно присосался к моему, наконец-то, в полном безоговорочном единении. Задохнулся, стараясь не захлебнуться в безумном всплеске ощущений, глотаю его слюну, она как холодная вода, с терпким сладковатым привкусом, его член вонзается в меня все грубее и грубее, но я не могу кричать, когда рот целиком занят, и только судорожно вцепляюсь руками в его талию. Принимаю его, уже третий раз за ночь, мне хочется, чтобы он вообще не выходил. Мне будто голодно без него, вечно голодно. И даже когда он хорошо прорезает меня сзади, прижавшись, втолкнувшись и слившись тесно, а внутренности немеют от боли и холода, я все равно не могу насытиться. Лихорадочно двигаюсь, пытаясь насадиться еще, хотя глубже уже некуда, проткни меня сильнее, сильнее, ну же… Демон кончает в меня, но не отстраняется, не сдвинувшись ни на дюйм. Я благодарно обвил его слабыми руками, я все ещё пью с его языка сахарную жидкость, не успевая сглатывать. Бессильно опадаю и растекаюсь на его теле, уставший в ещё одном пароксизме наслаждения, и он крепко держит меня, продолжая глубоко вылизывать мое горло. Ещё долго мы лежим поперек кровати, я остро чувствую развратный плен его плоти, разгоряченный и ненасытный, я жмусь к нему, прохладному, и вдыхаю его запах. Демон. Ты сжалился и освободил мои распухшие губы, хотя мне мало, я экстатически облизываю их. В горле все ещё чувствуется твоя змеиная слюна, а вглубь тела растекается твоя новая сперма, смешиваясь с предыдущими «порциями». Ты сумасшедший, ты вытворял со мной такое… я сумасшедший, я всё тебе позволил, мне всё понравилось. Но почему ты устроил это для меня?

Он высвободил меня из объятий и быстро обернул мои бедра и попу полотенцем, впитывать густую белую влагу. Отошел в свою комнату голый, а вернулся одетый, с большим шприцом. Я испугался, что это наркотики… но он ввел мне содержимое так быстро, что я и пискнуть в знак протеста не успел. Посмотрел на него в бешенстве. Он невозмутимо нащупал под тканью мой все ещё возбужденный член. Что? Черт! Мне перехватило дух, когда он, секунду подумав, обнажил его и резко взял в рот. Он никогда ещё этого не делал! Я моментально забыл о возмущении, хрипло задышал, откашлялся и изогнулся, не находя точки опоры, попытался схватиться за простынь, но пальцы соскользнули. Он сосал мне всего минуту, цеплял головку набухшего члена острым концом языка, туго оплетал от основания по всей длине пениса, лизал яички и быстро водил губами по вздувшимся венам, прижимаясь ртом и отпуская, они пульсировали и натягивались ещё больше. Я забился в его руках, теряя рассудок, в паху безумно жгло, никогда там не жгло так сильно от подобных удовольствий. Он придержал меня железной рукой, заставляя не извиваться, засосал член целиком, опуская голову пониже, чтобы я проник прямо в его горло… и с готовностью глотнул мою сперму, когда я вскрикнул, больше не выдержав этой порнографии, и выплеснулся ему в рот. Никакой передышки далее не последовало, он вытер губы, слабо улыбнулся и произнес:

- Сегодня я возвращаюсь обратно в Америку. Оставляю тебе кое-что в сумке и этот пентхауз. Живи здесь и учись.

Комментарий к Capitolo sedicesimo. Освобождение

^1 Прости, господин, мы не знали, где искать тебя, ты нужен нам, и это просто была игра, без крови и жертв… (норв.)

^2 Ругательство (ит.), близкое к русскому «ебать».

========== Capitolo diciassettesimo. Время ==========

Ла Нуи устроил мне безудержную истерику, потом – небольшую драку. Рыдал и бил куда попало. Я терпеливо отражал удары, пока его силы не иссякли. Отнес мальчика в ванну и посадил под холодный душ. Он стоически молчал, но его несчастные глаза просили. Просили. Просили…

Я просто ушел, запретив преследовать себя до аэропорта. В сумке я оставил ему двести тысяч евро и свои наручные часы, которые однажды чуть не забыл в кафе на Палаццо Векьо. Они сами хотели остаться в Италии и теперь принадлежат Ла.

Я знаю, когда он нашел часы, он тут же их надел. Я также знаю, он долго сидел на кровати в моей спальне, прижимая к себе охапку моих черных рубашек. Я уезжал налегке, предоставив ему в вечное пользование весь походный гардероб наемника. Я знаю, он ходит по пентхаузу, держась за стену, пока я сижу в зале ожидания, пью виски безо льда и посматриваю в огромные окна терминала. Я знаю, он плачет над телефоном, не решаясь позвонить ни Клайду, ни матери, никому. И нет свидетелей его горя. Мой самолет взлетает. Я больше не вижу и больше не знаю. Прощай, мальчик, большое расстояние даже дьявола лишает зрения. Впереди у меня Лос-Анджелес, мой брат-близнец. И суровое наказание.