Езда без правил

— А меня в комсомол только что приняли… Я его обозвал, дверью хлопнул и побежал прощаться с дорогим вождем. — Он посмотрел на Наташу. — Мы с женой пошли… Сколько на улицах было народу… мы несколько часов не могли пробиться к Колонному залу, застряли на Трубной. А там…

Он прикрыл глаза и покачал головой. Сказал изменившимся голосом:

— Вы себе представить не можете, Наташа, что там творилось! Пронесся слух, что прощание прекращено, люди побежали, там были женщины, дети… Все как обезумели… Хорошо, мы были еще на бульваре, выше Трубной. Какой-то мужик втолкнул нас в подъезд… — И добавил глухо: — Это нас и спасло. Мы влезли на чердак… Я все видел… сверху…

— Что? — шепнула Наташа, глядя на него широко раскрытыми глазами.

Он кашлянул, нагнулся и зачем-то принялся выколачивать из трубки табак.

— Вы учили про Ходынку? В пятьдесят третьем на Трубной было десять Ходынок разом.

Наташа потрясенно молчала, прижавшись к его плечу.

И вдруг резкие протяжные гудки разом оборвали тишину, сливаясь в один, долгий и бесконечный.

Наташа вздрогнула от неожиданности.

Гудело со всех сторон: и с Москвы-реки, и с Ленинского, и с Вернадского… Заводы, фабрики, корабли всего Советского Союза в течение пяти минут демонстрировали общегосударственную скорбь.

А в этот момент на Красной площади опускали в яму у Кремлевской стены заколоченный гроб с несчастным стариком.

Несколько сосредоточенных мужчин удерживали его на длинных веревочных петлях.

Одна петля вдруг соскользнула от неловкого движения, гроб повернулся, сорвался с веревок и с глухим стуком упал на дно ямы.

И этот стук миллионократным эхом отозвался по всей стране, усиленный громкостью каждого включенного телевизора и радиоприемника.

Андрей и Антон смотрели телевизор в холле своего института.

— Дегенераты… — процедил сквозь зубы Антон. — Даже похоронить по-человечески не могут. Позорище на весь мир.

Все первокурсники чинно отстояли траурную церемонию, не решаясь сорваться раньше, чем товарищ из «первого отдела» отключит трансляцию. Никому не улыбалось вылететь из института из-за неуместной улыбочки или неосторожной шутки. Какие-то дядечки в серых костюмах прохаживались за их спинами.

— Это кто? — шепнул Андрей Антону, указывая глазами на одного из них.

— Гебист, — Антон словно бы удивился недогадливости Андрея. — Погоди… Теперь они наведут шороху.

Андрей посмотрел на большие настенные часы. Интересно, Наташку уже отпустили или нет? У них в университете все же не такие строгости, как здесь.

Собственно, он хотел только отметиться и сразу побежать к ней. Хорошо, Антон удержал, объяснил ситуацию.

— Если свидание тебе важнее испорченного «Личного дела», то беги, — сказал он Андрею на ухо. — А засветит загранка — будешь локти кусать. У тебя наверху лапы нет.

Наконец отзвучал последний аккорд гимна, и дежурный педагог выключил телевизор.

Сдерживая вздох облегчения, все потихоньку потянулись к выходу.

Вертя на пальце ключи, Антон двинулся к стоящей у института веренице машин.

— Подвезти? — небрежно спросил он Андрея. — Тебе куда?

— Я за Наташкой в университет.

— Привет, Антон! — выглянул из соседней машины прилизанный парень, весь в штатовской джинсе.

Антон не ответил, с преувеличенной озабоченностью ковыряя ключом дверцу.

Парень резко выжал газ, и его машина с рычанием рванулась с места.

— Сашка Гровецкий, — проводив машину глазами, сказал Антон. — Его Чурбанов лично сюда пристроил. Три года ходил королем… — Он усмехнулся зло. — Теперь вылетит.

— Почему? — спросил Андрей.

— По кочану, — отрезал Антон. — Потом поймешь. Поехали.

Машин на улицах было мало, да и Антон сегодня не «резвился» почему-то. Он чинно смотрел на дорогу и молчал.

Андрея это устраивало, можно было просто подумать. За последние дни столько всего навалилось.

Ему почему-то нестерпимо хотелось побыстрее увидеть Наташку.

За два последних месяца она удивительно похорошела, словно из бутона распустилась роза. Казалось, их трудности — недосып и недоедание — только придают ей новый шарм. Она похудела, талия стала еще тоньше — Андрей мог обхватить ее ладонями, соединив пальцы. А легкие тени под глазами делали ее детское личико взрослее и загадочнее.