Глядя вечерами на ее освещенное настольной лампой сосредоточенное над книжкой лицо, Андрей чувствовал нестерпимое желание задушить ее в своих объятиях и снова убедиться, что она принадлежит ему безоговорочно и до конца. Он чувствовал глухую безотчетную ревность к ее университетским знакомым, с недоверием вслушиваясь в оброненные в разговорах новые имена. Наверняка к ней там кто-нибудь клеится. Разве парни пропустят мимо себя такую девчонку? А то, что на курсе многие были гораздо старше, вселяло особую тревогу. Те, что после армии, точно бегают за каждой юбкой… А лощеные, холеные домашние московские мальчики? Гости, музыка, то да се… И хотя Наташа не ходила в гости, предпочитая позвать самых близких в их «дворец» на посиделки, Андрей не исключал такую возможность в будущем. Ведь Наташке может надоесть махать метлой и шваброй и считать копейки в обставленном с помойки полуподвале. И выбор между умненьким симпатягой с московской квартирой и Андреем сложится не в пользу Андрея…
Он ругал себя за эти мысли, зная Наташину патологическую честность и чувствуя ее любовь и преданность. Но все же… все же…
Антон высадил его у метро, и Андрей помчался через перекресток к новому корпусу по яблоневой аллее, всматриваясь в идущие оживленно болтающие групки студентов.
Вот мелькнула знакомая синяя курточка… Нет, совсем другая девчонка.
У входа несколько ребят подсчитывали мелочь, решая, что взять: две чекушки или одну пол-литра.
— Вас давно отпустили? — подошел к ним Андрей.
— А никто и не держал! — хмыкнул один из них. — Ты кого-то ждешь, что ли?
— Да.
— А в парке за корпусом посмотри, — махнул рукой парень. — Туда многие тусоваться пошли. За помин души.
— Спасибо.
Андрей сунул руки в карманы и не спеша углубился в переплетение аллей.
Он с улыбкой представил себе, как набредет на теплую компанию Наташкиных однокурсников. Как Наташка ойкнет от неожиданности, сунет кому-то недопитый стакан и радостно вскочит… И пролепечет смущенно: «Пока, ребята, за мной муж пришел». Какие у ее ребят будут обалдевшие лица!..
Андрей повернул в боковую аллею и вдруг остановился как вкопанный, не веря своим глазам.
В конце аллеи на лавочке в объятиях седоватого высокого мужчины сидела его Наташка!
Мужчина был с сединой, но не старый, можно сказать — в расцвете лет… худощавый… и как-то породисто красив… В руках трубка! Трубка! Это профессор… точно! Наташка говорила… как его? — Владимир Константинович! Последнее время она постоянно упоминает в разговоре это имя. И с таким восхищением!..
Андрей хотел в первое мгновение подлететь к ним и сказать что-нибудь злое и обидное. Он чувствовал, как в груди нарастает яростный ком… Но ноги словно приросли к земле. Он стоял как в ступоре и потрясенно смотрел на Наташу.
Профессор склонился к ее лицу, взял его в ладони… И Наташа потянулась ему навстречу и уткнулась лицом в куртку на груди. А этот Владимир Константинович порывисто прижал ее к себе, стиснув в объятиях. И они замерли… и он что-то ласково зашептал ей на ушко…
Андрей был больше не в силах смотреть на эту сцену. Он круто развернулся и бросился обратно.
Изменница! Коварная! Притвора! Двуличница! Он знал, он чувствовал, что она что-то скрывает… Недаром он помчался сегодня за ней — интуиция! Как же!.. Профессор!.. Да этот профессор ей в отцы годится! Бесстыжая!
Он чувствовал себя обманутым и оскорбленным. И еще было одно чувство, странное, как в детстве. Словно кто-то большой и сильный пришел и отобрал любимую игрушку.
…— Ну не надо больше плакать, успокойся, — ласково сказал Наташе Владимир Константинович.
А она все всхлипывала, уткнувшись в его куртку мокрым носом.
— Я не могу больше… я так устала… я ничего не понимаю.
Неожиданно для себя Наташа рассказала профессору всю коротенькую историю своей жизни, то ли потому, что сам он говорил с ней достаточно откровенно, рассказывая о вещах, о которых не принято вспоминать, то ли потому, что накопилась эта чудовищная безысходная усталость, то ли оттого, что, рассказывая о своей юности, профессор говорил о родителях, а Наташа так соскучилась по маме… В общем, ненароком сорвалось с языка неосторожное слово, а дальше…
— Я такая слабая. Это стыдно, — всхлипывала она. — Я его ужасно люблю, но… когда мне надо вставать в пять утра, я его просто ненавижу… Это я виновата… У меня не хватает сил бороться за любовь… Он так устает… Он такой измученный…
Владимир Константинович ласково взял ее лицо в свои ладони и долгим взглядом посмотрел ей в глаза.
— Ты сильная, — его голос успокаивал и убеждал. — Ты умная и отважная девочка. Моей бы Ирке у тебя поучиться. Ей все слишком легко достается…
Он сам не заметил, как перешел на «ты». Сейчас она была не его студенткой, а просто младшей подругой дочери, ребенком, выросшим без отца. Наташа удивительно напоминала его покойную жену в молодости. Те же глаза, та же манера… Именно такой могла бы быть их младшая дочь, перенявшая материнские черты.
Наташа вздохнула, отстранилась и вытерла глаза.
— Извините, Владимир Константинович. Выслушивали мою «философию нищеты»…