Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии

В июле 1831 года Тьер снова поднялся на трибуну Национального собрания. На сей раз (друзья госпожи Досн уже успели обработать Собрание) речь его произвела на депутатов большое впечатление. Раздаривая направо и налево двусмысленные улыбки, раздавая обещания и идя на уступки, Софи навязала-таки Собранию своего маленького любовника.

А Тьер, после того как завоевал трибуну, практически ее не покидал. На каждом заседании он брал слово, как гномик вскарабкивался на трибуну, цитировал Вергилия, Тацита, Руссо, Вольтера, упивался собственными фразами и своим необычным марсельским говорком нейтрализовал самых непримиримых народных представителей.

В конце июля 1832 года для того, чтобы вознаградить усилия Тьера, госпожа Досн решила взять его вместе с мужем и дочерьми на отдых в Тун, близ Милана.

Спустя несколько недель они все находились уже в Вескене, давая соседям возможность полюбоваться умилительной картиной прекрасной и дружной семейки.

Никогда раньше Тьер не был столь счастлив, как во время этих восхитительных каникул. Каждый день они подолгу гуляли. И тогда Адольф получал сразу два удовольствия. Одной рукой он поглаживал Софи, а другой, если можно так выразиться, жестикулируя, беседовал с господином Досном о политике.

Но это идиллическое существование было неожиданно прервано появлением королевского гонца. Луи-Филиппу для того, чтобы повести борьбу против министра Дюпена, чье возраставшее влияние начало беспокоить короля, срочно потребовался человек без комплексов. И поэтому король призвал к себе Тьера. Поняв, что удача наконец-то улыбнулась ему, Тьер обнял госпожу Досн, вскочил в карету и, не переводя дух, примчался в Тюильри.

– Только вы один можете помочь мне сформировать новое правительство, – сказал ему Луи-Филипп.

В этот момент Тьер очень сожалел о том, что рядом с ним не было Софи и что она не слышит эту сладостную фразу. Он немедленно осведомился, чем именно мог бы быть полезен монарху.

– Избавьте меня от Дюпена, который так и рвется в президенты. Уговорите Сульта, подберите людей, и вы получите портфель.

Спустя неделю новый кабинет министров был сформирован. Тьер получил в нем пост министра внутренних дел…

Не успел любовник госпожи Досн как следует освоиться в министерском кресле, как ему пришлось заняться чрезвычайно тонким делом: надо было арестовать одну из самых известных и титулованных женщин Франции. Этот арест, как казалось Тьеру, должен был помочь ему окончательно завоевать доверие короля и добиться монарших милостей. Женщина, против которой он намеревался бросить всю полицию королевства, была не кем иной, как герцогиней Беррийской, матерью герцога Бордосского, ставшего после отречения Карла X королем Генрихом V…

Надо сказать, что эта красавица-герцогиня на протяжении последних нескольких лет очень досаждала Луи-Филиппу. После Июльской революции она уехала вслед за королевской семьей в Англию и, наладив связи с легитимистами[21], стала плести нити заговора с целью свержения Июльской монархии и возведения на трон своего сына.

21 января 1831 года, узнав о ее планах, Карл X официально разрешил ей называться регентшей королевства, «как только она прибудет во Францию».

Она покинула Англию 17 июня и переправилась в Роттердам. Затем пересекла Германию, Тироль, Ломбардию, Пьемонт и 8 июля прибыла в Геную под именем графини де Саган.

Король Сардинии Карл-Альберто отказался (по просьбе Луи-Филиппа) предоставить убежище этой очаровательной заговорщице, и та была вынуждена остановиться в таверне Масса. Там она прожила всю зиму, принимая вандейцев, легитимистов, бывших офицеров Карла X, изъявивших желание принять участие в заговоре против узурпатора. Встретилась она и с сотнями секретных агентов. И всем говорила с верой в будущее:

– Мы победим, поскольку поставили перед собой самую прекрасную и благородную задачу!.. Ну у кого во Франции хватит мужества отказать матери, которая потребует наследство для своего сына от имени шестидесяти королей и восьми веков славы?.. А значит, для того, чтобы вернуть трон Генриху V, достаточно, как остроумно заметил господин де Шатобриан, «опрокинуть горшок домашней монархии»…

У этой тридцатичетырехлетней женщины в жилах текла кипучая неаполитанская кровь. Произнося политические речи перед своим маленьким двором в Масса, она заприметила одного молодого адвоката из Нанта по фамилии Гибур, которого вскоре сделала своим дежурным любовником.

И это позволило ей успокоить нервы накануне выступления в великую экспедицию…

24 апреля 1832 года она с горсткой верных людей поднялась на борт отплывавшего во Францию корабля. В три часа утра 30 апреля корабль высадил ее на пустынном берегу неподалеку от Марселя. Там ее уже ждали, спрятавшись в сосновом лесочке, несколько легитимистов. Они подбежали к герцогине.

– Мы опрокинем горшок! – только и сказала она встречавшим.

После чего провела остаток ночи в одиноко стоявшем деревенском доме, оставив марсельцев (не читавших Шатобриана) в крайнем изумлении и некоторой тревоге…