Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии

– Ладно, – сказала она просто. – Я отправляюсь за войсками в Бретань.

А для того чтобы доказать себе самой свое бодрое расположение духа и свою веру в будущее, она провела бурную ночь в постели с господином де Вильнев…

Пока герцогиня Беррийская продолжала жить в нереальном мире грез, в Париже Комитет легитимистов во главе с Шатобрианом, Фитц-Джеймсом и Идом де Невилем пребывал в полной растерянности. Безумное предприятие Марии-Каролины грозило навсегда скомпрометировать и опозорить дело Бурбонов.

Надо было сделать так, чтобы Мария-Каролина отказалась от плана восстания и как можно скорее вернулась в Англию. Комитет поручил Беррье сообщить это решение герцогине.

Знаменитый адвокат прибыл в Мелье 21 мая. Сильно волнуясь, он протянул герцогине письмо Шатобриана.

Обеспокоенная герцогиня, торопливо сломав печать, прочла:

«Гражданская война, как печальное и достойное сожаления событие, в настоящее время невозможна. Она заставила бы напрасно пролиться крови многих французов и отвратила бы от дела законных королей всех, кто мог бы его поддержать».

– И он – тоже! – вздохнула Мария-Каролина.

– Прислушайтесь к голосу разума, мадам, – сказал Беррье. – Я вас умоляю. Вот паспорт, по которому вы сможете уехать в Англию!

– Нет, мсье! Отступать уже невозможно! Что обо мне подумают люди?!

Шесть часов кряду Беррье, призвав на помощь все свое красноречие, пытался ее уговорить. В три часа утра он, наконец, покинул ее, уверенный, что все же добился своего.

Но едва он отправился назад в Париж, Мария-Каролина бросила клич к восстанию и назначила дату выступления: в ночь с 3 на 4 июня.

На сей раз многие тысячи вандейцев, проникшись сочувствием к пламенной принцессе, стали готовиться к войне. И когда пробил набат, в Клиссоне, Лору, Вале и в Эгрефейле отряды крестьян, распевая роялистские песни, потрясая косами и ружьями, устремились на войска узурпатора. Их было в общей сложности три тысячи против пятидесяти тысяч солдат регулярной армии.

И началась ужасная бойня. Побоище, которое длилось шесть дней…

Безумное предприятие обернулось трагедией и полным провалом.

Смертельно перепуганная герцогиня Беррийская 9 июня, переодевшись в крестьянскую одежду, отправилась в Нант в сопровождении своей верной подруги мадемуазель де Керсобьек, пообещавшей найти ей надежное убежище.

Вечером того же дня она укрылась в Нанте в мансарде дома № 3 по улице От-дю-Шато.

И очень скоро вновь обрела спокойствие. А уже на другой день приняла у себя господина Гибура. Того самого молодого адвоката, который был ее любовником в Масса. В его крепких объятиях она и забыла все политические неурядицы…

Дом, где скрывалась от полиции герцогиня Беррийская, находился в довольно тихом квартале далеко от центра города. Очень скоро у Марии-Каролины появились свои привычки. Сидя за маленьким столиком белого дерева, стоявшим между кроватью и камином, она проводила свои «аудиенции».

Естественно, для того, чтобы попасть в мансарду, где располагалась «регентша королевства», надо было предъявить белую петличку. И все было предусмотрено на случай возможного обыска. За камином был тайник, в который можно было попасть, отодвинув в сторону укрепленную на петлях наподобие двери чугунную плиту. Мария-Каролина была очень довольна этим убежищем, в котором в случае необходимости могли поместиться четыре человека.

Каждый день с улицы От-дю-Шато отправлялись «посланцы» с зашифрованными письмами, которые они доставляли в Англию, Италию, Россию, Испанию, Португалию, Голландию. Из маленькой мансарды миниатюрная принцесса старалась привлечь внимание Европы к своему делу и получить финансовую поддержку для того, чтобы свергнуть Луи-Филиппа.

Одного из ее эмиссаров звали Симон Дейц. Мария-Каролина познакомилась с ним в Масса. Он был кельнским евреем, но потом принял христианство и сумел добиться расположения и милостей Ватикана. В июле герцогиня отправила его просить у дона Мигуэля Португальского сорок миллионов франков. Посланец вернулся с весьма обнадеживающим обещанием и решил, что герцогиня, в которую он был влюблен, согласится в знак признательности предоставить в его распоряжение на уголке кровати то, чем она некогда наградила его из каприза в кустах Лангедока…

И он со всей почтительностью намекнул ей на это. Герцогиня в ответ холодно взглянула на него:

– Довольствуйтесь той ролью, которую я вам отвожу в моих делах, – сказала она.

Дейц, в груди которого «зародилась жгучая ненависть»[24], молча поклонился и ушел, оставив Марию-Каролину полностью уверенной в том, что она вскоре сможет возвести своего сына на французский трон с помощью сорока миллионов франков, которые придут из Португалии.