Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии

Во всех помещениях были выставлены часовые, все улицы были перекрыты, все шкафы в доме открыты, пол и стены простуканы, во всех каминах был разожжен огонь, в том числе и в том, позади которого находилось наше убежище. Хозяйки дома, где скрывалась герцогиня, хранили присутствие духа. Они спокойно сидели за столом, а кухарка отказалась давать полиции какие-либо показания. После шести или семи часов бесплодных поисков префект дал указание уйти всем, за исключением нескольких человек, которые остались в комнатах.

Двое жандармов расположились в мансарде. Эти два молодчика для того, чтобы убить время, стали рассказывать друг другу похабные истории. К огромной радости Марии-Каролины.

– Как жаль, что я не смогу запомнить всего этого, – прошептала она с улыбкой».

Но радовалась она преждевременно, поскольку вскоре перед «узниками» встали серьезные проблемы. Ночь была сырой и холодной, и сидевшие в тайнике люди вскоре начали дрожать от холода. Прижавшись друг к другу, четверка замурованных заговорщиков принялась грызть куски сахара, которые Менар сообразил сунуть в карман.

Часам к десяти жандармы тоже замерзли и решили развести огонь в камине.

Мария-Каролина обрадовалась:

– Теперь-то мы согреемся!

Увы! Их убежище вскоре наполнилось густым дымом, и в нем стало невыносимо жарко. Обливаясь потом, задыхающиеся Мария-Каролина и ее друзья стали менять положение, «переворачиваясь с неимоверным трудом», как писал Гибур.

Чугунная плита раскалилась докрасна, и от ее жара загорелось платье герцогини. Все перепугались.

– Предоставьте это мне, – сказала Мария-Каролина.

И совершенно спокойно погасила огонь, помочившись на платье.

К одиннадцати часам жандармы уснули, огонь постепенно погас и положение затворников стало более или менее терпимым. Так прошла ночь…

– Может быть, утром они отсюда уберутся, – сказала тихо Мария-Каролина.

Но едва наступил рассвет, проснувшиеся жандармы снова развели огонь в камине. И сразу же убежище заговорщиков наполнилось ядовитым дымом.

«На этот раз, – пишет нам Гибур, – все надежды рухнули, герцогиня сдалась».

Толкнув ногой плиту камина, она крикнула:

– Погасите огонь, мы сдаемся!

С черным от копоти лицом, покрасневшими от дыма глазами, в обгоревшем платье, она на четвереньках выползла из камина. Оказавшись в комнате, она встала и заявила крайне изумленным жандармам:

– Я – герцогиня Беррийская. Вы – французы и люди воспитанные, и я вверяю себя вашей чести!..

Спустя несколько дней Дейц явился в министерство внутренних дел и потребовал обещанные ему пятьсот тысяч франков.

Тьер вручил ему пачку банкнот.

Но держал он их кончиками пальцев…

Глава 4 Герцогиня Беррийская рожает в тюрьме

Она рожала при разных обстоятельствах…

Анри д’Альмера

Чeрез несколько дней после ареста Марию-Каролину доставили на корабле в цитадель Блей, ставшую местом ее заключения.

В начале января полковник Шуссери, на которого была возложена ответственность по надзору за высокородной пленницей, сообщил маршалу Сульту о том, что герцогиня «весьма нездорова и капризна».

В цитадель был направлен доктор Жентрак. Осмотрев Марию-Каролину, он ограничился тем, что прописал ей успокоительные микстуры и ножные ванночки.

На другой день несколько успокоенный полковник Шуссери отписал в военное министерство, что у принцессы было всего лишь легкое недомогание. Но на всякий случай приписал:

«Живот ее, на мой взгляд, несколько округлился, однако это не было обнаружено врачом, хотя многие это заметили».

В тот же самый день адъютант полковника Шуссери лейтенант Фердинан Петипьер записал в своем дневнике:

«По походке и по размерам живота мадам выглядит женщиной, находящейся на пятом или шестом месяце беременности. Однако же я не могу сказать, что со времени ее прибытия сюда она располнела, так как я вижу ее ежедневно. Неужели она и вправду беременна?»

Вскоре этот же вопрос стали задавать себе все, кто ее видел. Все, кроме доктора Жентрака, упрямо продолжавшего утверждать, что недомогания Марии-Каролины являются следствием того, что она дышит влажным и холодным воздухом цитадели.

Шуссери заставил его тогда произвести более углубленный осмотр герцогини с тем, чтобы окончательно рассеять все сомнения. Вот как описывает сцену медицинского осмотра Петипьер:

«Врач решил задать вопрос прямо, но она, не дослушав до конца, прервала его:

– Я поняла, что вас интересует! Вы хотите знать, беременна ли я, не так ли? Так вот: это – моя четвертая беременность!

Сказав это, она встала со стула:

– Пожалуйста, мсье Жентрак, вы можете убедиться в этом сами – пощупайте мой живот! – и распахнула перед ним свои одеяния.