Мороз заковал вечно проливающуюся с неба воду в лед, такой прекрасный, если с ним не соприкасаться. Кампани, деревню-гарнизон, удерживали без особого труда, да и враг, заняв окопный городок, унял прыть. Только на подступах порой огрызались ленивые диверсанты. Старый фронт снова замер в стагнации, однако теперь эскалотцам довелось зимовать в домах, а не блиндажах. Сравнительный комфорт, казалось, унял революционные всплески после отступления и гибели 12-го пехотного полка, принесенного в жертву прожорливой артиллерии Кнуда. Когда Илия вышел из карцера, он получил приказ о переводе его с Тристаном в кавалерию. Несмотря на назначение, коня и палаш ему так и не выдали. Впрочем, весь эскадрон отсиживался в Кампани вместе с ним. Драгуны, что рыцари, что младшие офицеры, оказались все, как на подбор, дворянского происхождения. Илия понимал, что из-за их лояльности его и причислили к полку. Хотя жаловался Тристану, что считает это неверным.
– Это опасно и неправильно, – увещевал он профессорским тоном. – Зачем сближать меня с привилегированным меньшинством, если большинство – вот оно, ходит с нами по одной деревне, спит в одних домах? Отправляя меня в армию, они наставляли меня: «Давайте, младший лейтенант Гавел, сыщите себе любовь простого люда, сражаясь плечом к плечу с солдатами». План звучал отлично, а вот его реализацию похерили еще на этапе распределения меня на «межевой фронт». Вот что все видят? Как одних бросают подыхать, а мою шкуру спасают в первую очередь? Как командование не отпускает меня дальше первого поста? Как меня окружили детьми из благородных семей, которым дали тайком приказ не оставлять меня одного?
– Это нормально, Илия. Так поступали все наследники, – успокоил его Тристан.
– Я не наследник. Вспомни первые плакаты… Лицемерные популисты! Они дали всем ложные надежды и подписали их моим именем. Я и сам сыпал обещания горстями – чего стоит только мое заверение остаться с нашим полком. Не знаю, что хуже: что я поджал хвост, когда Лоретт взял меня на прицел, или что нет свидетелей моего позора, кроме тебя, герцога и капитана.
Он запустил пальцы в волосы, а потом спрятал лицо в ладони. Илия линчевал себя только при Тристане. А тот утешал, говорил, что сдержи он слово, лучше от этого никому бы не стало.
Неуместное заигрывание с народом привело к первым забастовкам. Но генерал Лоретт разогнал бунтовщиков. Кто-то посчитал, что он поступил мягко и его слабость дала нежелательные плоды. В столице начались первые демонстрации. Герцог отбыл подавлять волнения. Было бы не критично, но бастовал оружейный завод. На Старом фронте стало недоставать патронов, основные поставки отправляли на Север. Дошло до того, что солдатам выдавали патроны прямо перед дежурством и вылазками.
Удивительно, но тыл и фронт запевали всегда в унисон. Стоило одному начать фальшивить, как второй тянул мелодию вкривь. Солдаты задирали младших офицеров, драгуны и асы обосновались вместе даже в столовой, не говоря уже о местах для отдыха. В Кампани прибыло подкрепление «черных мундиров» – военной жандармерии. Илия, как мог, старался сглаживать углы: откликался на жалобы, передавал просьбы, спускал с рук колкости. Лучше не становилось. Но падение морали и рост разобщенности он предотвращал. Хотя иногда его духа миротворца все же не хватало.
В один из спокойных вечеров преемник и пальеры сидели в бывшем ресторане отеля «Поталь», куда расквартировали командование, эскадрон Илии и авиаторов. Кампани была не просто деревушкой – поблизости находился курорт с минеральными водами. Поэтому приличных заведений здесь было достаточно до того момента, как это уютное место попало в прифронтовую полосу. Сейчас ресторан отеля отвели под гостиную. В окрестностях продолжили свою работу одна таверна и одна сомнительная забегаловка, куда никто из командования не заглядывал.
В ресторане, неподалеку от опустевшего бара, осталось великолепное старое фортепиано «Беллатриче». Звучание его было превосходным, только соль второй октавы иногда думала, что она соль диез. Под лаковой крышкой хранились отзвуки богемных салонов тетушек и утренних этюдов младших сестриц – как далеко они остались со своими хлопотами! Иногда постояльцы «Потали» на нем играли. Часто музицировал Илия, хотя каждое выступление предварял извинениями за свой отвратительный навык пианиста. Последний месяц из-за затишья на Старом фронте, наступления на Новом и волнений в тылу верховное командование и часть старших офицеров отбыли. Поэтому молодые ребята позволяли себе играть на почтенном фортепиано не самые почтенные композиции. Впрочем, иные шалости не допускались. В голове каждого засело осознание, в каком положении находится и маленькая Кампани, и большой Эскалот. А еще соседство с пальерами воспитывало даже заядлых кутил. Илия аккомпанировал, а Гаро и несколько парней пели романс: