Двери распахнулись, в ресторан вошел Оркелуз. От него пахнуло морозом через весь зал. Он беспардонно стряс снег с шинели на ковровую дорожку и повесил фуражку на крючке у входа. Он даже немного мурлыкал под нос последние слова вместе с остальными:
Прозвучали аплодисменты. Они всегда хлопали, когда кто-то играл, пел или читал. Оркелуз передернулся.
– Уф, до костей пробрало. Пальцы не чувствую, – он так и остался в перчатках и приложил руки к камину.
– Как там дела?
– Наклюкались, сволочи, – поморщился он. – Противно на улицу выйти. Если так будет продолжаться, разбить нас будет делом плевым! Им надо или в бой, или на виселицу!
– Оркелуз! – возмутился Илия.
– Он прав, хотя и перегнул, – неохотно согласился Гаро. – Если за пьянство не будут отправлять на гауптвахту…
– А толку? – спросил Тристан. – Ты их казармы видел? Не лучше тюрьмы будут. Не больно наказание от рутины отличается. Нам правда нужен бой. Или ротация между двумя фронтами.
– Нет уж, спасибо, – проворчал Оркелуз. – Мы-то трезвые.
– Кому бы только от этого была польза? – горько подметил Илия.
Снаружи раздался женский крик. Все притихли и прислушались. Следом прозвучал игривый смех. По лицу Оркелуза можно было прочесть, что его мутит.
– Это негуманно, но штрафы необходимы, – продолжил Гаро. – Эскалот не в том положении, чтобы позволять себе вольнодумство и слабости. Не можешь быть благодарным за дни тишины – катись на Новый фронт. Там работы хватает.
– Ты ведь тоже с севера? – припомнил Тристан.
– Да, из Сантье.
– Его же взяли неделю назад! – воскликнул шокированный Илия.
– Мама с Лу успели уехать в столицу до начала штурма. Отец командует…
На улице вновь закричала женщина, громче и ближе. Все вскочили с мест, но Оркелуз даже не пошевелился.
– Да сядьте. Это не сестры, – он отмахнулся от шума.
Сестрами они называли медсестер. После бомбардировки Пальер-де-Клев многие леди отправились сиделками в госпитали. В этом порыве была некоторая престижная нотка, и поначалу к ним отнеслись как к дурочкам, которые заскучали в четырех стенах. Но с первых же дней они показали себя с самой лучшей стороны. Присутствие дам на фронте подняло боевой дух армии. Большинство из них приходилось родственницами офицерам. Потом, конечно, объявление Илии проводником Эльфреда и преемником Удильщика усилило патриотизм простых девушек, но до их наплыва за дамами из медсанбатов закрепилось это теплое прозвище – сестры. Поэтому к чувству благодарности медсестрам у ребят прибавлялась и классовая солидарность. Сейчас она больно резанула по Илии, да и другие парни взъелись.
– И что теперь? Не бросать же ее в беде! – пристыдил его Гаро.
– Она же зовет на помощь, – поддержал Тристан и направился к выходу.
Оркелуз устало покачал головой и цыкнул.
– Никого она не зовет. Там две девицы прицепились к солдатской компании. Или они к ним… Неважно. Я их видел. Просто визжат, смеются и привлекают внимание. Вы сейчас высыплете на улицу, как идиоты, они вам скажут, что пошутили. Только перед солдатами выставите себя посмешищем.
– Я лучше буду посмешищем, чем случится дурное, – бросил Гаро у дверей.
– Как знаешь.
Вышли все, кто были в ресторане, кроме циничного рыцаря и задремавшего в кресле аса авиации. Он всегда приходил в начале вечера и засыпал через полчаса. Его не могли разбудить ни песни, ни крики. С этой задачей с трудом бы справилась и сирена воздушной тревоги. Его надо было попросту тормошить. «М-да», – сухо произнес Оркелуз. А через несколько минут все вернулись.
– Вас как будто было больше? – нахмурился Оркелуз и, водя пальцем, словно пересчитал ребят. – Где еще двое – пали в битве за честь прекрасных деревенских леди?
– Сноб, – беззлобно буркнул Тристан.
– Да, – с гордостью подтвердил Оркелуз. – Так где?
– Пошли провожать девушек домой. Может, все было, как ты говоришь, только танкисты явно позволили себе лишнее.
– Они разве танкисты?
– Один точно, – заверил Илия. – Из экипажа «Волчицы». Постоянно скандалит. Десяток раз уже приставал ко мне со своими расспросами и шуточками насчет «Ужаса». Думает, я – фокусник, и требует показать…
– Да пошел он, – прошипел Тристан, недовольный тем, что Илия раньше с ним не делился.