Ежевика в долине. Король под горой

Неприветливая пещера была узкой, иногда Илия протискивался боком, однако был искренне благодарен, что еще не повстречал ни одной развилки. Не хватало только блуждать в лабиринте с угасающим факелом, одной флягой воды и, смешно ли, одиноким завалявшимся сухариком в кармане. Спустя двести пять шагов (он все еще их считал) он уперся в тупик. Ощупав преграду, Илия понял, что перед ним плотная завеса древесных корней, за которой не наблюдалось никакого другого препятствия. Он достал кортик и принялся рубить проход. Корни поддавались с трудом, скорее, не поддавались вовсе. Илия пошарил по стенам вокруг – глухо. Путь дальше лежал через проем, обвитый корнями. Илия принялся усердно резать, ковырять и распутывать древесные косы. По ту сторону зарослей он чувствовал дуновение свежего воздуха. Когда Илия окончательно измотал себя, решил вместо отдыха осмотреть результат. Теперь в корневом кружеве появилась дыра, в которую Илия мог протиснуть руку, он засунул ее по локоть и не почувствовал ничего, кроме холодного ветра. Это его обнадежило. Факел потух, но с той стороны пробивался тусклый холодный луч, его хватало только для того, чтобы привыкшие к темноте глаза могли различать корни и пальцы. Когда отверстие стало немного шире, Илия присел отдохнуть. Он прикинул, сколько еще ему времени потребуется на расчистку прохода.

– Больше, чем я имею ресурсов, – Илия позволил себе два глотка воды – один, чтобы размягчить кусочек сухаря, который считался за ужин, второй, чтобы запить скудную трапезу. После еды, если ее можно было таковой назвать, Илия прикрыл глаза и откинулся на корни.

Он не спал, скорее дремал. После обрывочного сна продолжал работу. В прорехах между корнями менялся свет – с едва заметного на яркий, с холодного на теплый. Портал разрастался, сухарь закончился, воды оставалось на дне фляги, а Илии нужен был еще день, чтобы он смог пролезть наружу. От голода и жажды силы иссякали, лезвие затупилось, а руки были стерты и исколоты в кровь. Когда луна в очередной раз вышла в небо, Илия отложил кортик, замотался в шинель и лег на корни спать. На мгновение он подумал, что мог бы отчаяться – сейчас или намного раньше – но в голове тут же промелькнули образы. Тристан у входа в пещеру, рыцари в окрестностях Пальеры, его однополчане на Новом фронте. Мысли неслись дальше и прилетели к порогу дома герцогини, на котором сидела Гислен, перебирающая старые письма, – новых он так ей и не написал. И, наконец, пробежав вдоль знакомых улиц, по которым ходили люди из прошлого, среди прочих Стефани с первенцем и телеграммой от Роба, память примостилась в гостиной дома, где сидели родители. Отец, нахмуривший брови от громких газетных заголовков, и мама – в белом, по какому-то пустяковому случаю. Они все побросали свои важные дела, будничные хлопоты, ответственные посты и собрались невидимым сонмом над душой Илии: стоять над ним спящим и напоминать, что он должен встать, как проснется, взять тупой кортик и продолжить прорываться дальше. И когда луч солнца пробился в глухой тоннель, Илия встал и продолжил. Он остановился, когда понял, что сможет пролезть, если снимет портупею с подсумками.

Внутри пещеры был огромный зал – его своды мерцали полудрагоценными камнями, величественные сталагмиты устремлялись к ним, подобные колоннам, а сталактиты застыли неподвижным водопадом над голубым озером в центре пещеры. Солнечный свет лился сверху через купол из переплетенных корней и отбрасывал почти витражный узор на скалу в противоположном конце зала. Восхищение мастерством природы, сотворившей это место, окрылило Илию. Он вскарабкался по стенке к освещенной скале. Зыбкое крошево летело вниз, иные выступы, казавшиеся устойчивыми, рассыпались прямо под ногами. Илия пожалел, что не оставил себе веревку для страховки. И только вблизи он понял – перед ним не скала, а огромная ладья, поросшая мхом и диким плющом. Древесина оказалась трухлявой. Илия смирился с мыслью, что на борт так просто не ступить, иначе он развалит всю конструкцию. Он решил обогнуть и осмотреть ее. И нашел, что искал.