Ф. И. О. Три тетради

На согретой ладонью стороне – та же карусель: бежит по круглому контуру OPVS.PISANI.PICTORIS. – произведение художника – маленького пизанца, то есть Пизанелло. И вот так, одним движением, из одной ладони в другую, от правителя Кремоны переходим к художнику, который нам тут свое имя оставил. А поскольку текста с этой стороны меньше (он же не граф, не правитель), то и буквы тут в два раза больше, чем со стороны правителя. Урок: чем меньше титулов, тем больше буквы. А посредине медали, на этой ее оборотной стороне, другой профиль, но не человечий, а лошадиный. Этот лошадиный профиль, в виде бюста, словно пародирует бюст Сфорцы. У лошади нос задран, ноздри дрожат, пасть открыта, зубы обнажены, под кожей жилы играют, как у античных лошадей, уши прижаты. Что это она? Боится ли чего? Или, напротив, в ярости? Под профилем испуганной ли, гневливой ли лошади, книги и меч. Это эмблемы для понимания характера того, кто изображен с другой стороны. Сфорца – кондотьер, наездник (лошадь), солдат, защитник (меч), но он и культурный человек (книги). Книги рядом с мечом: почитал – подрался и опять за книгу. Две стороны одной медали, одной жизни воина-гуманиста: активная и созерцательная. Этими книгами с мечом, помещенными рядом, нам напоминают, как Платон учил воспитывать правителя (в «Критии»). И у того же Платона есть и образ души в виде лошади. Душа правителя должна быть столь же дерзкой, сколь и мягкой, столь же яростной, сколь и опасливой. И вот эти два противоположных начала, описанных Платоном, в образе лошади, изображенной Пизанелло, и слились. Зубы ее в гневе скалятся, а уши в страхе прядут. И хоть понятно, что это все про того, кто с другой стороны изображен, а ведь имя-то здесь PISANI.PICTORIS.! И получается так, что при посредстве этой чудесной карусельной лошади, нам художник что-то о самом себе рассказывает. Скачи Пизанец! Пряди ушами конь! Пусть имя твое на арене мира вечно по кругу вертится, скачет галопом, пусть оно не умрет, раз уж ты на такой опус сподобился. А нос у лошади, в отличие от курносого Сфорцы, с горбинкой.

6. На античных интальях часто рядом с портретом в профиль имеется имя. Но не всегда понятно, имя ли это того, кто изображен, или того, кто изобразил. Например, профиль, подписанный «Солон», принимали за портрет Солона, а потом оказалось, что это была подпись художника. И у Марка, и у Луки, и у Матфея: «Покажите мне динарий: чье на нем изображение и надпись?» Кесарю кесарево – это, прежде всего, кесареву портрету (имаго), кесарева надпись.

7. Девочка Оля Ярхо (вернемся к ней) в этом своем профиле, который можно в сущности назвать типичным, ничего типичного не нашла, а только нашла его специфическим, отдельным, особенным, ее собственным, и с тех пор, когда у нее просили фотографию (и до сих пор, особенно если на книжную обложку), норовила подсунуть фото в профиль. Ей казалось, что не по фасу, а по профилю ее узнают вернее, признают лучше, запомнят надольше. А может даже «там» именно по профилю, как по следу (как в вопросе: вы специалист какого профиля? – своего собственного), как по отпечатку пальца, «там» где-то, где нас ждут и будут нас распознавать…

Как в анекдоте: Яша, так ведь я же тебя просто не узнал.

Короче, профиль есть для автора этих строк телесный эквивалент имени, комментарий к нему, иероглиф, то же самое имя, но написанное иным способом, с именем увязанное. (Не забудем еще мочку уха.) И такая же в профиле есть, как и в имени, неслучайная случайность, несхожее сходство, банальная оригинальность, собственная нарицательность и неизбывная преложность, восходящая снисходимость и распоследняя первость.

Такого, как у меня, горбатого носа не было ни у кого, ни у матери, ни у отца. У мамы вместо профиля местом «собственным» на теле была нога. Она гордилась своей неподражаемо совершенной ступней, которую ее подруга-архитектор рисовала, вместо греческой, к экзамену по рисунку с антиков.

Мне имя Елена, мне дело измена, отмена, из плена, из тлена…

8. С чем какое имя рифмуется, с носом или со ступней, – это отдельная тема. Не станем на ней особо останавливаться. Заметим лишь, что моя языческая варяжская «Ольга» рифмуется мало с чем и с кем, «Оля» же рифмуется с «волей», и мне одного этого уже вполне достаточно. По-русски я с некоторых пор, сама того не заметив, стала подписываться «в. оля» (то есть ваша Оля).

9. Но самое замечательное, что я когда-либо читала про имя (имена), заключено в первых четырех страницах десятой главы… (к сожалению, эта фраза в тетради осталась незаконченной).

Что ж до карусели, до манежа, до кручения и верчения имени, есть такое свойство (моей) памяти: ничего не помнить наверное, всякий раз узнанное забывать и снова этому учиться, вспоминать, восстанавливать и удивляться. Мне даже случалось написать словно впервые, а на самом деле во второй раз, очень сходный с предыдущим текст… По секрету, я не верю ни в какое знание, а только в повторение того, что знала когда-то. Сократ, куда бы мы ни шли и даже ни бежали, всегда ждет нас где-то рядом, за кустом.

25 марта