Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

начальство и воспитанники были большею частик" немцы; впоследствии, в

шестидесятых годах, наибольшее число воспитанников училища были уроженцы

Польши. Федору Михайловичу приходилось часто мирить в его время эти два

элемента. Он умел отклонять товарищей от задуманных шалостей (так

называемых отбоев, бенефисов и пр.), но были случаи, где его авторитет не

помогал; так, нередко, когда проявлялось своеволие товарищей его над "рябцами"

(новичками) или грубое их обращение с служителями, Федор Михайлович был из

тех кондукторов, которые строго сохраняли законы своей almae mater {Кормящей

матери (лат.). Здесь: учебное заведение, где проходили юношеские годы

воспитанников.}, поддерживали во всех видах честность и дружбу между

товарищами, которая впоследствии между ними сохранялась целую жизнь. Это

был род масонства, имевшего в себе силу клятвы и присяги. Федор Михайлович

был тоже врагом заискивания и внимания у высшего начальства и не мог

равнодушно смотреть на льстецов даже и тогда, когда лесть выручала кого-либо

из беды или составляла благополучие. Судя по спокойному, невозмутимому его

лицу, можно было догадываться об его грустном, может быть, наследственном

67

настроении души, и если вызывали его на откровенность, то он отвечал часто на

это словами Монтескье: "Ne elites jamais la verite aux depens de votre vertu"

{Никогда не говорите правды в ущерб вашей добродетели (франц.).}.

Посещая часто кондукторскую роту Главного инженерного училища, я

мог заметить всю его внутреннюю жизнь, мог близко познакомиться с его

воспитанниками (кондукторами), а при небольшой наблюдательности и с их

характером, наклонностями и привычками. Припоминая давно минувшее, могу

только сказать, что многое, что было тогда замечено мною в бывших при мне

воспитанниках, их душевных качествах и недостатках, сохранилось при них

впоследствии и на жизненном поприще. Одно качество, которое не пропадало в

кондукторах с летами, это любовь к училищу, где они учились, уважение к их

воспитателям и взаимная между товарищами дружба.

Сказать, что эти качества были между молодежью, жившею вместе четыре

года, без изменения, никак нельзя. Большая часть этой молодежи по свойствам

характера, по воспитанию и образованию легко увлекалась общим настроением, товариществом, местными обычаями. Но было много молодежи, которых

душевные свойства никогда не изменялись; они в дни юности и в преклонные

года оставались без перемены. Таким был Ф. М. Достоевский. Он и в юности был

по виду таким же стариком, каким он был в зрелом возрасте. И в юности он не

мог мириться с обычаями, привычками и взглядами своих сверстников-

товарищей. Он не мог найти в их сотне несколько человек, искренне ему

сочувствовавших, его понятиям и взглядам, и только ограничился выбором

одного из товарищей, Бережецкого, тоже кондуктора, хотя старшего класса. Это

был юноша очень талантливый и скромный, тоже, как Достоевский, - любящий

уединение, как говорится, человек замкнутый, особняк (homme isole). Бывало, на

дежурстве мне часто приходилось видеть этих двух приятелей. Они были

постоянно вместе или читающими газету "Северная пчела", или произведения

тогдашних поэтов: Жуковского, Пушкина, Вяземского, или литографированные

записки лекций, читанных преподавателями. Можно было видеть двух приятелей, Бережецкого и Достоевского, гуляющих по камерам, когда их товарищи

танцевали во вторник в обычном танцклассе или играли на плацу. То же можно

было видеть и летом, когда они были в лагере, в Петергофе. Кроме строевых и

специальных занятий, в которых они обязательно участвовали, оба приятеля

избегали подчиненности; в то время когда отправляли командами при офицере

гулять в саду "Александрии" или водили купаться, они никогда не были. Точно

так же их нельзя было видеть в числе участвовавших на штурме лестниц

Сампсониевского фонтана и пр. Занятия и удовольствия летом у двух приятелей

были те же, что и зимою. Не нужно было особенного наблюдения, чтобы заметить

в этих друзьях особенно выдающихся душевных качеств, например, их

сострадания к бедным, слабым и беззащитным, которое у Достоевского и

Бережецкого проявлялось чаще всего зимою, нежели летом, когда они видели

грубое обращение товарищей со служителями и с рябцами (только что

поступившими в училище кондукторами). Достоевский и Бережецкий

употребляли все средства, чтобы прекратить эти обычные насилия, точно так же

старались защищать и сторожей и всякого рода служащих в училище.

68

Достоевского и Бережецкого возмущали и всякого рода демонстрации, проделки

кондукторов с учителями иностранных языков, особенно немцев. Пользуясь

большим авторитетом у товарищей, они, Достоевский и Бережецкий, или

прекращали задуманные проделки с учителями, или останавливали. Только то, что творилось внезапно, им нельзя было остановить, как, например, это случилось

во время перемены классов, когда из четвертого класса (называвшегося Сибирью) вдруг, из открытых дверей, выбежал кондуктор О., сидевший верхом на учителе

немецкого языка Н. Конечно, эта проделка не прошла даром. По приговору

Достоевского и Бережецкого виновник проделки был порядочно товарищами

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука